Одиссея Песнь девятнадцатая

Гомер


В зале сто­ло­вом боже­ст­вен­ный сын оста­вал­ся Лаэр­тов
И жени­хов истреб­ле­нье обду­мы­вал вме­сте с Афи­ной.
Быст­ро он Теле­ма­ху сло­ва окры­лен­ные мол­вил:
«Нуж­но выне­сти вон, Теле­мах, бое­вые доспе­хи

    Αὐτὰρ ὁ ἐν μεγάρῳ ὑπελείπετο δῖος Ὀδυσσεύς,
μνηστήρεσσι φόνον σὺν Ἀθήνῃ μερμηρίζων·
αἶψα δὲ Τηλέμαχον ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
«Τηλέμαχε, χρὴ τεύχε᾽ ἀρήϊα κατθέμεν εἴσω

5     Все без изъ­я­тья. А если, хва­тив­шись, рас­спра­ши­вать ста­нут,
То успо­кой жени­хов при­вет­ли­во-мяг­кою речью:
“Я их от дыма унес. Не такие они уж, каки­ми
Здесь Одис­сей, отправ­ля­ясь в поход, их когда-то оста­вил.
Обез­обра­же­ны все, дотем­на от огня зако­пте­ли.

    πάντα μάλ᾽· αὐτὰρ μνηστῆρας μαλακοῖς ἐπέεσσι
παρφάσθαι, ὅτε κέν σε μεταλλῶσιν ποθέοντες·
“Ἐκ καπνοῦ κατέθηκ᾽, ἐπεὶ οὐκέτι τοῖσιν ἐῴκει
οἷά ποτε Τροίηνδε κιὼν κατέλειπεν Ὀδυσσεύς,
ἀλλὰ κατῄκισται, ὅσσον πυρὸς ἵκετ᾽ ἀϋτμή.

10     Сооб­ра­же­нье еще поваж­ней боже­ство мне вло­жи­ло:
Как бы вы меж­ду собой во хме­лю не зате­я­ли ссо­ры
И без­образ­ной рез­ней сва­тов­ства и пре­крас­но­го пира
Не опо­зо­ри­ли. Тянет к себе чело­ве­ка желе­зо!”».
Так он ска­зал. Теле­мах, при­ка­за­нье отца испол­няя,

    πρὸς δ᾽ ἔτι καὶ τόδε μεῖζον ἐνὶ φρεσὶν ἔβαλε δαίμων
μή πως οἰνωθέντες, ἔριν στήσαντες ἐν ὑμῖν,
ἀλλήλους τρώσητε καταισχύνητέ τε δαῖτα
καὶ μνηστύν· αὐτὸς γὰρ ἐφέλκεται ἄνδρα σίδηρος”».
Ὣς φάτο, Τηλέμαχος δὲ φίλῳ ἐπεπείθετο πατρί,

15     Вызвал тот­час Еври­клею кор­ми­ли­цу свер­ху и мол­вил:
«Мать, удер­жи-ка на вре­мя мне в ком­на­тах жен­щин, пока­мест
Всех я в чулан не сне­су пре­крас­ных доспе­хов отцов­ских.
Здесь за ними не смот­рят, они потуск­не­ли от дыма.
Не было в доме отца, а я еще был нера­зу­мен.

    ἐκ δὲ καλεσσάμενος προσέφη τροφὸν Εὐρύκλειαν·
«Μαῖ᾽, ἄγε δή μοι ἔρυξον ἐνὶ μεγάροισι γυναῖκας,
ὄφρα κεν ἐς θάλαμον καταθείομαι ἔντεα πατρὸς
καλά, τά μοι κατὰ οἶκον ἀκηδέα καπνὸς ἀμέρδει
πατρὸς ἀποιχομένοιο· ἐγὼ δ᾽ ἔτι νήπιος ἦα.

20     Их теперь я желаю убрать, чтоб огонь не коп­тил их».
Тут ему Еври­клея кор­ми­ли­ца так отве­ча­ла:
«Если б, сынок, хоть теперь и о том, нако­нец, ты поду­мал,
Как тебе дом сохра­нить и сбе­речь все иму­ще­ство ваше!
Кто же, одна­ко, теперь пред тобою пой­дет, чтоб све­тить вам?

    νῦν δ᾽ ἐθέλω καταθέσθαι, ἵν᾽ οὐ πυρὸς ἵξετ᾽ ἀϋτμή».
Τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε φίλη τροφὸς Εὐρύκλεια·
«Αἲ γὰρ δή ποτε, τέκνον, ἐπιφροσύνας ἀνέλοιο
οἴκου κήδεσθαι καὶ κτήματα πάντα φυλάσσειν.
ἀλλ᾽ ἄγε, τίς τοι ἔπειτα μετοιχομένη φάος οἴσει;

25     Ты выхо­дить не поз­во­лил слу­жан­кам. А све­тят они ведь».
Ей на это в ответ Теле­мах рас­суди­тель­ный мол­вил:
«Этот вот стран­ник! Остать­ся без дела едя­ще­му хлеб мой
Я не поз­во­лю, хотя бы он при­был сюда изда­ле­ка!»
Так он гром­ко ска­зал. И оста­лось в ней сло­во бес­кры­лым.

    δμῳὰς δ᾽ οὐκ εἴας προβλωσκέμεν, αἵ κεν ἔφαινον».
Τὴν δ᾽ αὖ Τηλέμαχος πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
«Ξεῖνος ὅδ᾽· οὐ γὰρ ἀεργὸν ἀνέξομαι ὅς κεν ἐμῆς γε
χοίνικος ἅπτηται, καὶ τηλόθεν εἰληλουθώς».
Ὣς ἄρ᾽ ἐφώνησεν, τῇ δ᾽ ἄπτερος ἔπλετο μῦθος.

30     Сде­ла­ла, как пове­лел он, и к жен­щи­нам две­ри замкну­ла.
Вмиг под­ня­лись Одис­сей с бли­ста­тель­ным сыном. Из зала
Быст­ро гор­ба­тые ста­ли щиты выно­сить они, шле­мы,
Ост­рые копья. Све­тиль­ник дер­жа золо­той, перед ними
Свет кру­гом раз­ли­ва­ла пре­крас­ный Пал­ла­да Афи­на.

    κλήϊσεν δὲ θύρας μεγάρων εὖ ναιεταόντων.
τὼ δ᾽ ἄρ᾽ ἀναΐξαντ᾽ Ὀδυσεὺς καὶ φαίδιμος υἱὸς
ἐσφόρεον κόρυθάς τε καὶ ἀσπίδας ὀμφαλοέσσας
ἔγχεά τ᾽ ὀξυόεντα· πάροιθε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη,
χρύσεον λύχνον ἔχουσα, φάος περικαλλὲς ἐποίει.

35     Гром­ко тогда Теле­мах к отцу сво­е­му обра­тил­ся:
«О мой отец! Я чудо вели­кое вижу гла­за­ми!
В зале нашем и сте­ны кру­гом и глу­бо­кие ниши,
Брев­на ело­вые этих высо­ких стол­бов, пере­мё­тов, —
Все пред гла­за­ми сия­ет, как буд­то во вре­мя пожа­ра!

    δὴ τότε Τηλέμαχος προσεφώνεεν ὃν πατέρ᾽ αἶψα·
«Ὦ πάτερ, ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι.
ἔμπης μοι τοῖχοι μεγάρων καλαί τε μεσόδμαι,
εἰλάτιναί τε δοκοί, καὶ κίονες ὑψόσ᾽ ἔχοντες
φαίνοντ᾽ ὀφθαλμοῖς ὡς εἰ πυρὸς αἰθομένοιο.

40     Бог здесь какой-то внут­ри из вла­де­ю­щих небом широ­ким!»
Так, отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«Мыс­ли свои удер­жи, мол­чи и не спра­ши­вай боль­ше!
Так все­гда у бес­смерт­ных богов, на Олим­пе живу­щих.
Вот что, одна­ко: иди-ка ты спать, а я тут оста­нусь.

    ἦ μάλα τις θεὸς ἔνδον, οἳ οὐρανὸν εὐρὺν ἔχουσι».
Τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
«Σίγα καὶ κατὰ σὸν νόον ἴσχανε μηδ᾽ ἐρέεινε·
αὕτη τοι δίκη ἐστὶ θεῶν, οἳ Ὄλυμπον ἔχουσιν.
ἀλλὰ σὺ μὲν κατάλεξαι, ἐγὼ δ᾽ ὑπολείψομαι αὐτοῦ,

45     Хочет­ся мне испы­тать и слу­жа­нок и мать твою так­же:
В скор­би сво­ей обо мно­гом меня она спра­ши­вать станет».
Так ска­зал Одис­сей. Теле­мах, пови­ну­ясь, поки­нул
Зал и, факе­лом путь осве­щая, напра­вил­ся в спаль­ню,
Где, когда при­хо­дил к нему сон, и все­гда ноче­вал он.

    ὄφρα κ᾽ ἔτι δμῳὰς καὶ μητέρα σὴν ἐρεθίζω·
ἡ δέ μ᾽ ὀδυρομένη εἰρήσεται ἀμφὶς ἕκαστα».
Ὣς φάτο, Τηλέμαχος δὲ διὲκ μεγάροιο βεβήκει
κείων ἐς θάλαμον, δαΐδων ὕπο λαμπομενάων,
ἔνθα πάρος κοιμᾶθ᾽, ὅτε μιν γλυκὺς ὕπνος ἱκάνοι·

50     Там он лег и теперь, дожида­ясь боже­ст­вен­ной Эос.
В зале сто­ло­вом меж тем Одис­сей бого­рав­ный остал­ся
И жени­хов истреб­ле­нье обду­мы­вал вме­сте с Афи­ной.
Вышла меж тем Пене­ло­па из спаль­ни сво­ей, Арте­ми­де
Иль золо­той Афро­ди­те подоб­ная видом пре­крас­ным.

    ἔνθ᾽ ἄρα καὶ τότ᾽ ἔλεκτο καὶ Ἠῶ δῖαν ἔμιμνεν.
αὐτὰρ ὁ ἐν μεγάρῳ ὑπελείπετο δῖος Ὀδυσσεύς,
μνηστήρεσσι φόνον σὺν Ἀθήνῃ μερμηρίζων.
Ἡ δ᾽ ἴεν ἐκ θαλάμοιο περίφρων Πηνελόπεια,
Ἀρτέμιδι ἰκέλη ἠὲ χρυσέῃ Ἀφροδίτῃ.

55     Крес­ло близ­ко к огню ей поста­ви­ли. Было искус­но
Крес­ло обло­же­но все сереб­ром и сло­но­вою костью.
Мастер Икма­лий сра­ботал его. Он для ног и ска­мей­ку
К крес­лу при­де­лал. Густою овчи­ной оно покры­ва­лось.
В это крес­ло, при­дя, Пене­ло­па разум­ная села.

    τῇ παρὰ μὲν κλισίην πυρὶ κάτθεσαν, ἔνθ᾽ ἄρ᾽ ἐφῖζε,
δινωτὴν ἐλέφαντι καὶ ἀργύρῳ· ἥν ποτε τέκτων
ποίησ᾽ Ἰκμάλιος, καὶ ὑπὸ θρῆνυν ποσὶν ἧκε
προσφυέ᾽ ἐξ αὐτῆς, ὅθ᾽ ἐπὶ μέγα βάλλετο κῶας.
ἔνθα καθέζετ᾽ ἔπειτα περίφρων Πηνελόπεια.

60     В зал слу­жан­ки меж тем бело­ру­кие свер­ху спу­сти­лись,
Ста­ли сто­лы уби­рать, остат­ки обиль­ные пищи,
Куб­ки, откуда вино эти люди над­мен­ные пили.
Вытряс­ли наземь огонь из жаро­вень и в них поло­жи­ли
Мно­го новых поле­ньев сухих — для теп­ла и для све­та.

    ἦλθον δὲ δμῳαὶ λευκώλενοι ἐκ μεγάροιο.
αἱ δ᾽ ἀπὸ μὲν σῖτον πολὺν ᾕρεον ἠδὲ τραπέζας
καὶ δέπα, ἔνθεν ἄρ᾽ ἄνδρες ὑπερμενέοντες ἔπινον·
πῦρ δ᾽ ἀπὸ λαμπτήρων χαμάδις βάλον, ἄλλα δ᾽ ἐπ᾽ αὐτῶν
νήησαν ξύλα πολλά, φόως ἔμεν ἠδὲ θέρεσθαι.

65     На Одис­сея вто­рич­но Мелан­фо наки­ну­лась с бра­нью:
«Надо­едать нам и даль­ше всю ночь напро­лет ты жела­ешь,
По дому всюду сло­ня­ясь и наг­ло гла­зея на жен­щин?
Вон уби­рай­ся, несчаст­ный! Нажрал­ся ты всласть — и доволь­но!
Вот как хва­чу голов­нёй, отсюда ты выле­тишь мигом!»

    Ἡ δ᾽ Ὀδυσῆ᾽ ἐνένιπε Μελανθὼ δεύτερον αὖτις·
«Ξεῖν᾽, ἔτι καὶ νῦν ἐνθάδ᾽ ἀνιήσεις διὰ νύκτα
δινεύων κατὰ οἶκον, ὀπιπεύσεις δὲ γυναῖκας;
ἀλλ᾽ ἔξελθε θύραζε, τάλαν, καὶ δαιτὸς ὄνησο·
ἢ τάχα καὶ δαλῷ βεβλημένος εἶσθα θύραζε».

70     Мрач­но взгля­нув испо­д­ло­бья, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«Что с тобой? Поче­му ты ко мне при­ста­ешь так сер­ди­то?
Иль пото­му, что я гря­зен, что руби­щем тело оде­то,
Что поби­ра­юсь по людям? Нуж­дой я к тому при­не­во­лен!
Стран­ни­ки, нищие люди все­гда ведь быва­ют таки­ми.

    Τὴν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
«Δαιμονίη, τί μοι ὧδ᾽ ἐπέχεις κεκοτηότι θυμῷ;
ἦ ὅτι δὴ ῥυπόω, κακὰ δὲ χροῒ εἵματα εἷμαι,
πτωχεύω δ᾽ ἀνὰ δῆμον; ἀναγκαίη γὰρ ἐπείγει.
τοιοῦτοι πτωχοὶ καὶ ἀλήμονες ἄνδρες ἔασι

75     Неко­гда соб­ст­вен­ным домом и сам я про­меж­ду сограж­дан
Жил — бога­тый, счаст­ли­вый, все­гда пода­вая ски­таль­цу,
Кто бы он ни был и, в чем бы нуж­да­ясь, ко мне ни при­шел он.
Мно­же­ство было рабов у меня и все­го осталь­но­го,
С чем хоро­шо нам живет­ся, за что нас зовут бога­ча­ми.

    καὶ γὰρ ἐγώ ποτε οἶκον ἐν ἀνθρώποισιν ἔναιον
ὄλβιος ἀφνειὸν καὶ πολλάκι δόσκον ἀλήτῃ,
τοίῳ ὁποῖος ἔοι καὶ ὅτευ κεχρημένος ἔλθοι·
ἦσαν δὲ δμῶες μάλα μυρίοι, ἄλλα τε πολλὰ
οἷσίν τ᾽ εὖ ζώουσι καὶ ἀφνειοὶ καλέονται.

80     Все уни­что­жил Кро­ни­он. Ему, вид­но, так поже­ла­лось.
Как бы, смот­ри, не слу­чи­лось того же с тобой! Поте­ря­ешь
Всю кра­соту, какой ты теперь меж рабынь выда­ешь­ся.
От гос­по­жи тебе может достать­ся, тобой про­гнев­лен­ной.
Может при­быть Одис­сей: ведь надеж­да еще не про­па­ла.

    ἀλλὰ Ζεὺς ἀλάπαξε Κρονίων· ἤθελε γάρ που·
τῷ νῦν μήποτε καὶ σύ, γύναι, ἀπὸ πᾶσαν ὀλέσσῃς
ἀγλαΐην, τῇ νῦν γε μετὰ δμῳῇσι κέκασσαι·
μή πώς τοι δέσποινα κοτεσσαμένη χαλεπήνῃ,
ἢ Ὀδυσεὺς ἔλθῃ· ἔτι γὰρ καὶ ἐλπίδος αἶσα.

85     Если ж погиб Одис­сей и домой нико­гда не вер­нет­ся,
Есть у него уж такой же, по мило­сти Феба, как сам он,
Сын Теле­мах. От него ни одна не суме­ет из жен­щин
Гнус­ное скрыть поведе­нье свое: он уже не ребе­нок».
Так ска­зал Одис­сей. Услы­ха­ла его Пене­ло­па,

    εἰ δ᾽ ὁ μὲν ὣς ἀπόλωλε καὶ οὐκέτι νόστιμός ἐστιν,
ἀλλ᾽ ἤδη παῖς τοῖος Ἀπόλλωνός γε ἕκητι,
Τηλέμαχος· τὸν δ᾽ οὔ τις ἐνὶ μεγάροισι γυναικῶν
λήθει ἀτασθάλλουσ᾽, ἐπεὶ οὐκέτι τηλίκος ἐστίν».
Ὣς φάτο, τοῦ δ᾽ ἤκουσε περίφρων Πηνελόπεια,

90     Ста­ла слу­жан­ку бра­нить, назва­ла и так ей ска­за­ла:
«Да, нахал­ка, соба­ка бес­сты­жая! Скрыть не суме­ешь
Дел ты сво­их от меня! Голо­вой мне за них ты запла­тишь!
Все пре­крас­но ты зна­ла, сама я тебе гово­ри­ла,
Что соби­ра­ю­ся в доме сво­ем рас­спро­сить о супру­ге

    ἀμφίπολον δ᾽ ἐνένιπεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
«Πάντως, θαρσαλέη, κύον ἀδεές, οὔ τί με λήθεις
ἔρδουσα μέγα ἔργον, ὃ σῇ κεφαλῇ ἀναμάξεις·
πάντα γὰρ εὖ ᾔδησθ᾽, ἐπεὶ ἐξ ἐμεῦ ἔκλυες αὐτῆς
ὡς τὸν ξεῖνον ἔμελλον ἐνὶ μεγάροισιν ἐμοῖσιν

95     Стран­ни­ка это­го, ибо без­мер­но я серд­цем стра­даю».
Ключ­ни­це после того Еври­но­ме она при­ка­за­ла:
«Ну-ка подай табу­рет­ку, покрой ее свер­ху овчи­ной.
Сядет гость на нее, чтоб сло­ва гово­рить мне, а так­же,
Чтобы сло­ва мои слу­шать. Его рас­спро­сить я желаю».

    ἀμφὶ πόσει εἴρεσθαι, ἐπεὶ πυκινῶς ἀκάχημαι».
Ἦ ῥα καὶ Εὐρυνόμην ταμίην πρὸς μῦθον ἔειπεν·
«Εὐρυνόμη, φέρε δὴ δίφρον καὶ κῶας ἐπ᾽ αὐτοῦ,
ὄφρα καθεζόμενος εἴπῃ ἔπος ἠδ᾽ ἐπακούσῃ
ὁ ξεῖνος ἐμέθεν· ἐθέλω δέ μιν ἐξερέεσθαι».

100     Так Пене­ло­па ска­за­ла. Послу­ша­лась ключ­ни­ца, быст­ро
С глад­кой при­шла табу­рет­кой, поста­ви­ла, мехом покры­ла.
Сел тогда на нее Одис­сей, в испы­та­ни­ях твер­дый.
Пер­вой к нему Пене­ло­па разум­ная речь обра­ти­ла:
«Вот что преж­де все­го сама, чуже­зе­мец, спро­шу я:

    ὣς ἔφαθ᾽, ἡ δὲ μάλ᾽ ὀτραλέως κατέθηκε φέρουσα
δίφρον ἐΰξεστον καὶ ἐπ᾽ αὐτῷ κῶας ἔβαλλεν·
ἔνθα καθέζετ᾽ ἔπειτα πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε περίφρων Πηνελόπεια·
«Ξεῖνε, τὸ μέν σε πρῶτον ἐγὼν εἰρήσομαι αὐτή·

105     Кто ты? Роди­те­ли кто? Из како­го ты горо­да родом?»
Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«Жен­щи­на, кто пори­цать тебя на зем­ле бес­пре­дель­ной
Мог бы осме­лить­ся? Сла­ва твоя дости­га­ет до неба.
Ты — слов­но царь без­упреч­ный, кото­рый, блюдя бла­го­че­стье,

    τίς πόθεν εἶς ἀνδρῶν; πόθι τοι πόλις ἠδὲ τοκῆες;»
Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
«Ὦ γύναι, οὐκ ἄν τίς σε βροτῶν ἐπ᾽ ἀπείρονα γαῖαν
νεικέοι· ἦ γάρ σευ κλέος οὐρανὸν εὐρὺν ἱκάνει,
ὥς τέ τευ ἢ βασιλῆος ἀμύμονος, ὅς τε θεουδὴς

110     Мно­ги­ми пра­вит мужа­ми могу­чи­ми. Стро­го повсюду
Прав­да царит у него. Ячмень и пше­ни­цу при­но­сят
Чер­ные паш­ни; пло­ды отяг­ча­ют дре­вес­ные вет­ви;
Мно­жит­ся скот на полях, и рыбу моря достав­ля­ют.
Все — от прав­ле­нья его. И наро­ды под ним про­цве­та­ют.

    ἀνδράσιν ἐν πολλοῖσι καὶ ἰφθίμοισιν ἀνάσσων
εὐδικίας ἀνέχῃσι, φέρῃσι δὲ γαῖα μέλαινα
πυροὺς καὶ κριθάς, βρίθῃσι δὲ δένδρεα καρπῷ,
τίκτῃ δ᾽ ἔμπεδα μῆλα, θάλασσα δὲ παρέχῃ ἰχθῦς
ἐξ εὐηγεσίης, ἀρετῶσι δὲ λαοὶ ὑπ᾽ αὐτοῦ.

115     Луч­ше б меня о дру­гом чем-нибудь ты рас­спра­ши­вать ста­ла.
Не узна­вай, умо­ляю, о роде моем и отчизне.
Серд­це мое еще боль­ше стра­да­ньем напол­нит­ся, если
Вспом­ню я все. Я очень несча­стен. И мне не годит­ся
В доме чужом зали­вать­ся сле­за­ми и всхли­пы­вать горь­ко.

    τῷ ἐμὲ νῦν τὰ μὲν ἄλλα μετάλλα σῷ ἐνὶ οἴκῳ,
μηδ᾽ ἐμὸν ἐξερέεινε γένος καὶ πατρίδα γαῖαν,
μή μοι μᾶλλον θυμὸν ἐνιπλήσῃς ὀδυνάων
μνησαμένῳ μάλα δ᾽ εἰμὶ πολύστονος· οὐδέ τί με χρὴ
οἴκῳ ἐν ἀλλοτρίῳ γοόωντά τε μυρόμενόν τε

120     Нехо­ро­шо горе­вать непре­рыв­но, о всем забы­вая.
Не осуди­ла б какая рабы­ня меня иль сама ты:
Пла­ва­ет, ска­жут, в сле­зах, пото­му что вином нагру­зил­ся!»
Муд­рая так Пене­ло­па на это ему отве­ча­ла:
«Нет, чуже­зе­мец, мою доб­ро­де­тель — мой вид и наруж­ность —

    ἧσθαι, ἐπεὶ κάκιον πενθήμεναι ἄκριτον αἰεί·
μή τίς μοι δμῳῶν νεμεσήσεται, ἠὲ σύ γ᾽ αὐτή,
φῇ δὲ δακρυπλώειν βεβαρηότα με φρένας οἴνῳ».
Τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα περίφρων Πηνελόπεια·
«Ξεῖν᾽, ἦ τοι μὲν ἐμὴν ἀρετὴν εἶδός τε δέμας τε

125     Боги сгу­би­ли с тех пор, как пошли арги­вяне похо­дом
На Или­он, а меж них и мой муж Одис­сей нахо­дил­ся.
Если б, вер­нув­шись домой, заботой меня окру­жил он,
Боль­ше б я сла­вы име­ла, и было б все мно­го пре­крас­ней.
В горе теперь я. Как мно­го мне бед боже­ство нис­по­сла­ло!

    ὤλεσαν ἀθάνατοι, ὅτε Ἴλιον εἰσανέβαινον
Ἀργεῖοι, μετὰ τοῖσι δ᾽ ἐμὸς πόσις ᾖεν Ὀδυσσεύς
εἰ κεῖνός γ᾽ ἐλθὼν τὸν ἐμὸν βίον ἀμφιπολεύοι,
μεῖζον κε κλέος εἴη ἐμὸν καὶ κάλλιον οὕτως.
νῦν δ᾽ ἄχομαι· τόσα γάρ μοι ἐπέσσευεν κακὰ δαίμων.

130     Пер­вые люди по вла­сти, что здесь ост­ро­ва насе­ля­ют —
Зам, и Дули­хий, и Закинф, покры­тый густы­ми леса­ми,
И каме­ни­стую нашу Ита­ку, — стре­мят­ся упор­но
К бра­ку меня при­нудить и гра­бят иму­ще­ство наше.
Серд­ца не тро­га­ют мне ни про­ся­щий защи­ты, ни стран­ник,

    ὅσσοι γὰρ νήσοισιν ἐπικρατέουσιν ἄριστοι,
Δουλιχίῳ τε Σάμῃ τε καὶ ὑλήεντι Ζακύνθῳ,
οἵ τ᾽ αὐτὴν Ἰθάκην εὐδείελον ἀμφινέμονται,
οἵ μ᾽ ἀεκαζομένην μνῶνται, τρύχουσι δὲ οἶκον.
τῷ οὔτε ξείνων ἐμπάζομαι οὔθ᾽ ἱκετάων

135     Так­же никто и меж тех, кто гла­ша­та­ем слу­жит наро­ду.
Об Одис­сее одном я тос­кую рас­тер­зан­ным серд­цем.
Тем же, кто с бра­ком торо­пит, такую я вытка­ла хит­рость:
Преж­де все­го боже­ство мне вну­ши­ло, чтоб ткань нача­ла я
Ткать, ста­нок пре­ве­ли­кий поста­вив ввер­ху, в моей спальне,

    οὔτε τι κηρύκων, οἳ δημιοεργοὶ ἔασιν·
ἀλλ᾽ Ὀδυσῆ ποθέουσα φίλον κατατήκομαι ἦτορ.
οἱ δὲ γάμον σπεύδουσιν· ἐγὼ δὲ δόλους τολυπεύω.
φᾶρος μέν μοι πρῶτον ἐνέπνευσε φρεσὶ δαίμων,
στησαμένῃ μέγαν ἱστόν, ἐνὶ μεγάροισιν ὑφαίνειν,

140     Тон­кую, очень боль­шую. Я им объ­яви­ла при этом:
— Вот что, мои жени­хи моло­дые, ведь умер супруг мой,
Не торо­пи­те со свадь­бой меня, подо­жди­те, пока­мест
Сава­на я не сотку, — про­па­дет моя и́наче пря­жа! —
Знат­но­му стар­цу Лаэр­ту на слу­чай, коль гибель­ный жре­бий

    λεπτὸν καὶ περίμετρον· ἄφαρ δ᾽ αὐτοῖς μετέειπον·
“Κοῦροι, ἐμοὶ μνηστῆρες, ἐπεὶ θάνε δῖος Ὀδυσσεύς,
μίμνετ᾽ ἐπειγόμενοι τὸν ἐμὸν γάμον, εἰς ὅ κε φᾶρος
ἐκτελέσω — μή μοι μεταμώνια νήματ᾽ ὄληται —
Λαέρτῃ ἥρωϊ ταφήϊον, εἰς ὅτε κέν μιν

145     Скорбь достав­ля­ю­щей смер­ти неждан­но его здесь постигнет,
Чтобы в окру­ге меня не кори­ли ахей­ские жены,
Что похо­ро­нен без сава­на муж, при­об­рет­ший так мно­го. —
Так я ска­за­ла и дух им отваж­ный в груди убеди­ла.
Ткань боль­шую свою весь день я тка­ла непре­рыв­но,

    μοῖρ᾽ ὀλοὴ καθέλῃσι τανηλεγέος θανάτοιο·
μή τίς μοι κατὰ δῆμον Ἀχαιϊάδων νεμεσήσῃ,
αἴ κεν ἄτερ σπείρου κεῖται πολλὰ κτεατίσσας”.
Ὣς ἐφάμην, τοῖσιν δ᾽ ἐπεπείθετο θυμὸς ἀγήνωρ.
ἔνθα καὶ ἠματίη μὲν ὑφαίνεσκον μέγαν ἱστόν,

150     Ночью же, факе­лы воз­ле поста­вив, опять рас­пус­ка­ла.
Длил­ся три года обман, и мне дове­ря­ли ахей­цы.
Но как чет­вер­тый при­бли­зил­ся год, и часы насту­пи­ли,
Меся­цы сгиб­ли, и дни свой поло­жен­ный круг совер­ши­ли,
Через рабынь, бес­сер­деч­ных собак, все им ста­ло извест­но.

    νύκτας δ᾽ ἀλλύεσκον, ἐπεὶ δαΐδας παραθείμην.
ὣς τρίετες μὲν ἔληθον ἐγὼ καὶ ἔπειθον Ἀχαιούς·
ἀλλ᾽ ὅτε τέτρατον ἦλθεν ἔτος καὶ ἐπήλυθον ὧραι,
μηνῶν φθινόντων, περὶ δ᾽ ἤματα πόλλ᾽ ἐτελέσθη,
καὶ τότε δή με διὰ δμῳάς, κύνας οὐκ ἀλεγούσας,

155     Сами они тут заста­ли меня и набро­си­лись с кри­ком.
Волей-нево­лей тогда работу при­шлось мне окон­чить.
Бра­ка теперь избе­жать не могу я, и новая хит­рость
Мне не при­хо­дит на ум. Род­ные меня побуж­да­ют
К бра­ку. Мой сын него­ду­ет, смот­ря, как иму­ще­ство гибнет.

    εἷλον ἐπελθόντες καὶ ὁμόκλησαν ἐπέεσσιν.
ὣς τὸ μὲν ἐξετέλεσσα, καὶ οὐκ ἐθέλουσ᾽, ὑπ᾽ ἀνάγκης·
νῦν δ᾽ οὔτ᾽ ἐκφυγέειν δύναμαι γάμον οὔτε τιν᾽ ἄλλην
μῆτιν ἔθ᾽ εὑρίσκω· μάλα δ᾽ ὀτρύνουσι τοκῆες
γήμασθ᾽, ἀσχαλάᾳ δὲ πάϊς βίοτον κατεδόντων,

160     Он уже все пони­ма­ет, он взрос­лый муж­чи­на, спо­соб­ный
Сам хозяй­ство вести и сла­ву добыть через Зев­са.
Все-таки ты мне ска­жи, како­го ты рода, откуда?
Ведь не от дуба ж ты ста­рых ска­за­ний рож­ден, не от кам­ня».
Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:

    γιγνώσκων· ἤδη γὰρ ἀνὴρ οἶός τε μάλιστα
οἴκου κήδεσθαι, τῷ τε Ζεὺς κῦδος ὀπάζει.
ἀλλὰ καὶ ὥς μοι εἰπὲ τεὸν γένος, ὁππόθεν ἐσσί.
οὐ γὰρ ἀπὸ δρυός ἐσσι παλαιφάτου οὐδ᾽ ἀπὸ πέτρης».
Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·

165     «О достой­ная чести супру­га царя Одис­сея!
Ты упор­но жела­ешь о роде моем допы­тать­ся.
Ну хоро­шо, я ска­жу. Но меня еще боль­шим печа­лям
Этим ты пре­да­ешь. Так в жиз­ни быва­ет со вся­ким,
Кто столь дол­гое вре­мя, как я, на родине не был,

    «Ὦ γύναι αἰδοίη Λαερτιάδεω Ὀδυσῆος,
οὐκέτ᾽ ἀπολλήξεις τὸν ἐμὸν γόνον ἐξερέουσα;
ἀλλ᾽ ἔκ τοι ἐρέω· ἦ μέν μ᾽ ἀχέεσσί γε δώσεις
πλείοσιν ἢ ἔχομαι· ἡ γὰρ δίκη, ὁππότε πάτρης
ἧς ἀπέῃσιν ἀνὴρ τόσσον χρόνον ὅσσον ἐγὼ νῦν,

170     Мно­го объ­е­хал чужих горо­дов и стра­дал так жесто­ко.
Все ж и при­том я ска­жу, что спро­си­ла и хочешь узнать ты.
Есть такая стра­на посреди вин­но-цвет­но­го моря, —
Крит пре­крас­ный, бога­тый, вол­на­ми отвсюду омы­тый.
В нем горо­дов — девя­но­сто, а людям, так нету и сче­та.

    πολλὰ βροτῶν ἐπὶ ἄστε᾽ ἀλώμενος, ἄλγεα πάσχων·
ἀλλὰ καὶ ὣς ἐρέω ὅ μ᾽ ἀνείρεαι ἠδὲ μεταλλᾷς.
Κρήτη τις γαῖ᾽ ἔστι, μέσῳ ἐνὶ οἴνοπι πόντῳ,
καλὴ καὶ πίειρα, περίρρυτος· ἐν δ᾽ ἄνθρωποι
πολλοί, ἀπειρέσιοι, καὶ ἐννήκοντα πόληες.

175     Раз­ных смесь язы­ков. Оби­та­ет там пле­мя ахей­цев,
Этео­кри­тов отваж­ных, кидон­ских мужей; разде­лен­ных
На три коле­на дорий­цев; пеласгов боже­ст­вен­ных пле­мя.
Кнос — меж­ду всех горо­дов вели­чай­ший на Кри­те. Царил в нем
Девя­ти­ле­тья­ми муд­рый Минос, собе­сед­ник Зеве­са.

    ἄλλη δ᾽ ἄλλων γλῶσσα μεμιγμένη· ἐν μὲν Ἀχαιοί,
ἐν δ᾽ Ἐτεόκρητες μεγαλήτορες, ἐν δὲ Κύδωνες,
Δωριέες τε τριχάϊκες δῖοί τε Πελασγοί.
τῇσι δ᾽ ἐνὶ Κνωσός, μεγάλη πόλις, ἔνθα τε Μίνως
ἐννέωρος βασίλευε Διὸς μεγάλου ὀαριστής,

180     Храб­ро­му Дев­ка­ли­о­ну, отцу мое­му, был отцом он.
Дев­ка­ли­о­ном же я был на свет порож­ден и вла­сти­тель
Идо­ме­ней. Но в судах изо­гну­тых с Атрида­ми вме­сте
В Трою он отплыл. Эфон — мое зна­ме­ни­тое имя.
Был я моло­же его. Он стар­ше и духом отваж­ней.

    πατρὸς ἐμοῖο πατήρ, μεγαθύμου Δευκαλίωνος
Δευκαλίων δ᾽ ἐμὲ τίκτε καὶ Ἰδομενῆα ἄνακτα·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν νήεσσι κορωνίσιν Ἴλιον ἴσω
ᾤχεθ᾽ ἅμ᾽ Ἀτρείδῃσιν, ἐμοὶ δ᾽ ὄνομα κλυτὸν Αἴθων,
ὁπλότερος γενεῇ· ὁ δ᾽ ἄρα πρότερος καὶ ἀρείων.

185     Там Одис­сея я видел, ода­ри­вал щед­ро, как гостя.
Вет­ра ярая сила, в то вре­мя как в Трою он ехал,
К Кри­ту его загна­ла, отбив­ши от мыса Малеи.
Стал он в Амни­се. Пеще­ра боги­ни Или­фии есть там.
В гава­ни этой опас­ной с трудом лишь он спас­ся от бури.

    ἔνθ᾽ Ὀδυσῆα ἐγὼν ἰδόμην καὶ ξείνια δῶκα.
καὶ γὰρ τὸν Κρήτηνδε κατήγαγεν ἲς ἀνέμοιο,
ἱέμενον Τροίηνδε παραπλάγξασα Μαλειῶν·
στῆσε δ᾽ ἐν Ἀμνισῷ, ὅθι τε σπέος Εἰλειθυίης,
ἐν λιμέσιν χαλεποῖσι, μόγις δ᾽ ὑπάλυξεν ἀέλλας.

190     Идо­ме­нея спро­сил он тот­час же, под­няв­шись к нам в город.
Был он ему, по сло­вам его, гостем почтен­ным и милым.
Но уже десять про­шло иль один­на­дцать зорь, как уехал
Идо­ме­ней с кораб­ля­ми сво­и­ми дву­хво­сты­ми в Трою.
Я Одис­сея при­вел во дво­рец наш и при­нял радуш­но,

    αὐτίκα δ᾽ Ἰδομενῆα μετάλλα ἄστυδ᾽ ἀνελθών·
ξεῖνον γάρ οἱ ἔφασκε φίλον τ᾽ ἔμεν αἰδοῖόν τε.
τῷ δ᾽ ἤδη δεκάτη ἢ ἑνδεκάτη πέλεν ἠὼς
οἰχομένῳ σὺν νηυσὶ κορωνίσιν Ἴλιον εἴσω.
τὸν μὲν ἐγὼ πρὸς δώματ᾽ ἄγων ἐῢ ἐξείνισσα,

195     И уго­щал из запа­сов, в оби­льи имев­ших­ся в доме.
Так­же това­ри­щам всем Одис­сея, с ним вме­сте при­быв­шим,
Свет­ло­го дал я вина и муки, их собрав­ши с наро­да,
Как и говя­жье­го мяса, чтоб было чем дух им напол­нить.
Целых две­на­дцать там дней бого­рав­ные жда­ли ахей­цы.

    ἐνδυκέως φιλέων, πολλῶν κατὰ οἶκον ἐόντων·
καί οἱ τοῖς ἄλλοις ἑτάροις, οἳ ἅμ᾽ αὐτῷ ἕποντο,
δημόθεν ἄλφιτα δῶκα καὶ αἴθοπα οἶνον ἀγείρας
καὶ βοῦς ἱρεύσασθαι, ἵνα πλησαίατο θυμόν.
ἔνθα δυώδεκα μὲν μένον ἤματα δῖοι Ἀχαιοί·

200     Ярост­ный север­ный ветер дер­жал их. Сто­ять и на суше
Было нель­зя. Боже­ст­вом он каким-то был послан враж­деб­ным.
Лишь на три­на­дца­тый день он утих, и ахей­цы отплы­ли».
Мно­го в рас­ска­зе он лжи гро­моздил, похо­див­шей на прав­ду.
Слу­ша­ла та, и лились ее сле­зы, и тая­ли щеки,

    εἴλει γὰρ Βορέης ἄνεμος μέγας οὐδ᾽ ἐπὶ γαίῃ
εἴα ἵστασθαι, χαλεπὸς δέ τις ὤρορε δαίμων.
τῇ τρισκαιδεκάτῃ δ᾽ ἄνεμος πέσε, τοὶ δ᾽ ἀνάγοντο».
Ἴσκε ψεύδεα πολλὰ λέγων ἐτύμοισιν ὁμοῖα·
τῆς δ᾽ ἄρ᾽ ἀκουούσης ῥέε δάκρυα, τήκετο δὲ χρώς·

205     Так же, как снег на ска­ли­стых вер­ши­нах воз­вы­шен­ных тает,
Евром согре­тый и рань­ше туда нане­сен­ный Зефи­ром;
Реки быст­рее текут, взду­ва­ясь от тая­нья сне­га.
Тая­ли так под сле­за­ми ее пре­крас­ные щеки
В пла­че о муже сво­ем, сидев­шем пред ней. Одис­сей же

    ὡς δὲ χιὼν κατατήκετ᾽ ἐν ἀκροπόλοισιν ὄρεσσιν,
ἥν τ᾽ Εὖρος κατέτηξεν, ἐπὴν Ζέφυρος καταχεύῃ·
τηκομένης δ᾽ ἄρα τῆς ποταμοὶ πλήθουσι ῥέοντες·
ὣς τῆς τήκετο καλὰ παρήϊα δάκρυ χεούσης,
κλαιούσης ἑὸν ἄνδρα παρήμενον. αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς

210     В серд­це глу­бо­ко жалел рыдав­шую горь­ко супру­гу,
Но, как рога иль желе­зо, гла­за непо­движ­но сто­я­ли
В веках. И воли сле­зам, осто­рож­ность хра­ня, не давал он.
После того как она мно­го­слез­ным насы­ти­лась пла­чем,
С речью такой к Одис­сею опять она обра­ти­лась.

    θυμῷ μὲν γοόωσαν ἑὴν ἐλέαιρε γυναῖκα,
ὀφθαλμοὶ δ᾽ ὡς εἰ κέρα ἕστασαν ἠὲ σίδηρος
ἀτρέμας ἐν βλεφάροισι· δόλῳ δ᾽ ὅ γε δάκρυα κεῦθεν.
ἡ δ᾽ ἐπεὶ οὖν τάρφθη πολυδακρύτοιο γόοιο,
ἐξαῦτίς μιν ἔπεσσιν ἀμειβομένη προσέειπε·

215     «Мне теперь хочет­ся, стран­ник, тебя испы­та­нью под­верг­нуть.
Если вправ­ду това­ри­щей ты уго­щал Одис­сея
И само­го его там у себя, как меня уве­ря­ешь,
То рас­ска­жи мне, какую на теле носил он одеж­ду,
Как он выглядел сам и кто его спут­ни­ки были».

    «Νῦν μὲν δή σευ, ξεῖνέ γ᾽, ὀΐω πειρήσεσθαι,
εἰ ἐτεὸν δὴ κεῖθι σὺν ἀντιθέοις ἑτάροισι
ξείνισας ἐν μεγάροισιν ἐμὸν πόσιν, ὡς ἀγορεύεις.
εἰπέ μοι ὁπποῖ᾽ ἄσσα περὶ χροῒ εἵματα ἕστο,
αὐτός θ᾽ οἷος ἔην, καὶ ἑταίρους, οἵ οἱ ἕποντο».

220     Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«Жен­щи­на, труд­но о тех гово­рить, кто так дол­го дале­ко
Про­был. Теперь ведь два­дца­тый уж год с той поры про­те­ка­ет,
Как он уехал оттуда и роди­ну нашу поки­нул.
Все же тебе рас­ска­жу я, что память моя сохра­ни­ла.

    Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
«Ὦ γύναι, ἀργαλέον τόσσον χρόνον ἀμφὶς ἐόντα
εἰπέμεν· ἤδη γάρ οἱ ἐεικοστὸν ἔτος ἐστὶν
ἐξ οὗ κεῖθεν ἔβη καὶ ἐμῆς ἀπελήλυθε πάτρης·
αὐτάρ τοι ἐρέω ὥς μοι ἰνδάλλεται ἦτορ.

225     Плащ двой­ной шер­стя­ной имел Одис­сей бого­рав­ный —
Пур­пур­ный. В этом пла­ще золотая застеж­ка вхо­ди­ла
В пар­ную труб­ку, а свер­ху они при­кры­ва­ли­ся бля­хой:
Пест­рый олень моло­дой под зуба­ми соба­ки в перед­них
Лапах ее изви­вал­ся. Смот­реть уди­ви­тель­но было,

    χλαῖναν πορφυρέην οὔλην ἔχε δῖος Ὀδυσσεύς,
διπλῆν· αὐτάρ οἱ περόνη χρυσοῖο τέτυκτο
αὐλοῖσιν διδύμοισι· πάροιθε δὲ δαίδαλον ἦεν·
ἐν προτέροισι πόδεσσι κύων ἔχε ποικίλον ἐλλόν,
ἀσπαίροντα λάων· τὸ δὲ θαυμάζεσκον ἅπαντες,

230     Как — из золота оба — соба­ка души­ла оле­ня,
Он же нога­ми отча­ян­но бил, убе­жать поры­ва­ясь.
Так­же бле­стя­щий хитон на теле его я заме­тил.
Ткань — как плен­ка была с голов­ки суше­но­го лука, —
Так неж­на была ткань, и сия­ла она, слов­но солн­це.

    ὡς οἱ χρύσεοι ἐόντες ὁ μὲν λάε νεβρὸν ἀπάγχων,
αὐτὰρ ὁ ἐκφυγέειν μεμαὼς ἤσπαιρε πόδεσσι.
τὸν δὲ χιτῶν᾽ ἐνόησα περὶ χροῒ σιγαλόεντα,
οἷόν τε κρομύοιο λοπὸν κάτα ἰσχαλέοιο·
τὼς μὲν ἔην μαλακός, λαμπρὸς δ᾽ ἦν ἠέλιος ὥς·

235     Мно­гие жен­щи­ны, глядя на этот хитон, изум­ля­лись.
Сло­во дру­гое ска­жу, и к серд­цу при­ми это сло­во.
Знать не могу я, носил ли уж дома он эту одеж­ду,
Иль из дру­зей ему кто пода­рил, как он в путь отправ­лял­ся,
Иль полу­чил ее в дар уж в доро­ге. Люби­ли повсюду

    ἦ μὲν πολλαί γ᾽ αὐτὸν ἐθηήσαντο γυναῖκες.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῇσιν·
οὐκ οἶδ᾽ ἢ τάδε ἕστο περὶ χροῒ οἴκοθ᾽ Ὀδυσσεύς,
ἦ τις ἑταίρων δῶκε θοῆς ἐπὶ νηὸς ἰόντι,
ἤ τίς που καὶ ξεῖνος, ἐπεὶ πολλοῖσιν Ὀδυσσεὺς

240     Сына Лаэр­то­ва: мало ведь было ахей­цев подоб­ных.
Так­же и я ему меч пода­рил и двой­ной, пре­вос­ход­ный
Пур­пур­но-крас­ный хитон с кра­си­вой кай­мой и с почте­ньем
Гостя в его кораб­ле креп­ко­па­луб­ном даль­ше отпра­вил.
Был и вест­ник при нем, лишь немно­го моло­же, чем сам он.

    ἔσκε φίλος· παῦροι γὰρ Ἀχαιῶν ἦσαν ὁμοῖοι.
καί οἱ ἐγὼ χάλκειον ἄορ καὶ δίπλακα δῶκα
καλὴν πορφυρέην καὶ τερμιόεντα χιτῶνα,
αἰδοίως δ᾽ ἀπέπεμπον ἐϋσσέλμου ἐπὶ νηός.
καὶ μέν οἱ κῆρυξ ὀλίγον προγενέστερος αὐτοῦ

245     Так­же о том я тебе рас­ска­жу, как выглядел вест­ник;
Был он спи­ною сутул, смуг­ло­кож, с голо­вою куд­ря­вой.
Зва­ли его Еври­бат. Одис­сей с ним все­го наи­бо­ле
Был из това­ри­щей дру­жен и в мыс­лях всех бли­же схо­дил­ся».
Боль­ше еще у нее появи­лось жела­ние пла­кать, —

    εἵπετο· καὶ τόν τοι μυθήσομαι, οἷος ἔην περ.
γυρὸς ἐν ὤμοισιν, μελανόχροος, οὐλοκάρηνος,
Εὐρυβάτης δ᾽ ὄνομ᾽ ἔσκε· τίεν δέ μιν ἔξοχον ἄλλων
ὧν ἑτάρων Ὀδυσεύς, ὅτι οἱ φρεσὶν ἄρτια ᾔδη».
Ὣς φάτο, τῇ δ᾽ ἔτι μᾶλλον ὑφ᾽ ἵμερον ὦρσε γόοιο,

250     Так подроб­но и точ­но все при­зна­ки ей опи­сал он.
После того как она мно­го­слез­ным насы­ти­лась пла­чем,
С речью такой к Одис­сею опять она обра­ти­лась:
«Рань­ше ты, стран­ник, во мне воз­будил состра­да­нье, теперь же
Будешь ты в доме моем мне мил и досто­ин почте­нья.

    σήματ᾽ ἀναγνούσῃ τά οἱ ἔμπεδα πέφραδ᾽ Ὀδυσσεύς.
ἡ δ᾽ ἐπεὶ οὖν τάρφθη πολυδακρύτοιο γόοιο.
καὶ τότε μιν μύθοισιν ἀμειβομένη προσέειπε·
«Νῦν μὲν δή μοι, ξεῖνε, πάρος περ ἐὼν ἐλεεινός,
ἐν μεγάροισιν ἐμοῖσι φίλος τ᾽ ἔσῃ αἰδοῖός τε·

255     Эту одеж­ду, сло­жив ее в склад­ки, сама при­нес­ла я
Из кла­до­вой и бле­стя­щую к ней при­ло­жи­ла застеж­ку,
Чтоб укра­ше­ньем слу­жи­ла. Теперь нико­гда уж его мне
Боль­ше не встре­тить вхо­дя­ще­го в дом свой в Ита­ке роди­мой!
Злою, как вид­но, подвиг­нут судь­бой, в кораб­ле сво­ем полом

    αὐτὴ γὰρ τάδε εἵματ᾽ ἐγὼ πόρον, οἷ᾽ ἀγορεύεις,
πτύξασ᾽ ἐκ θαλάμου, περόνην τ᾽ ἐπέθηκα φαεινὴν
κείνῳ ἄγαλμ᾽ ἔμεναι· τὸν δ᾽ οὐχ ὑποδέξομαι αὖτις
οἴκαδε νοστήσαντα φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.
τῷ ῥα κακῇ αἴσῃ κοίλης ἐπὶ νηὸς Ὀδυσσεὺς

260     В злой Или­он поехал супруг мой, в тот город ужас­ный!»
Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«О достой­ная чести супру­га царя Одис­сея!
Боль­ше не пор­ти сво­ей кра­соты, не мерт­ви себе духа
Скор­бью о муже. Тебя пори­цать я за это не мог бы:

    ᾤχετ᾽ ἐποψόμενος Κακοΐλιον οὐκ ὀνομαστήν».
Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
«Ὦ γύναι αἰδοίη Λαερτιάδεω Ὀδυσῆος,
μηκέτι νῦν χρόα καλὸν ἐναίρεο, μηδέ τι θυμὸν
τῆκε, πόσιν γοόωσα. νεμεσσῶμαί γε μὲν οὐδέν·

265     Вся­кая будет скор­беть о гибе­ли мужа, с кото­рым
В бра­ке счаст­ли­вом детей при­жи­ла, хоть будь он и хуже,
Чем Одис­сей; гово­рят ведь, что был он бес­смерт­ным подо­бен.
Но пре­кра­ти свои сле­зы, поду­май о том, что ска­жу я.
Пол­ную прав­ду ска­жу я тебе, ниче­го не скры­вая.

    καὶ γάρ τίς τ᾽ ἀλλοῖον ὀδύρεται ἄνδρ᾽ ὀλέσασα
κουρίδιον, τῷ τέκνα τέκῃ φιλότητι μιγεῖσα,
ἢ Ὀδυσῆ᾽, ὅν φασι θεοῖς ἐναλίγκιον εἶναι.
ἀλλὰ γόου μὲν παῦσαι, ἐμεῖο δὲ σύνθεο μῦθον·
νημερτέως γάρ τοι μυθήσομαι οὐδ᾽ ἐπικεύσω

270     О воз­вра­ще­ньи домой Одис­сея уж слы­шать при­шлось мне.
Близ­ко от нас Одис­сей, в краю пло­до­род­ном фес­протов,
Жив и мно­го домой сокро­вищ везет бога­тей­ших,
Собран­ных им у раз­лич­ных наро­дов. Но спут­ни­ков вер­ных,
Пол­ный корабль свой в вол­нах поте­рял он, едва лишь поки­нул

    ὡς ἤδη Ὀδυσῆος ἐγὼ περὶ νόστου ἄκουσα
ἀγχοῦ, Θεσπρωτῶν ἀνδρῶν ἐν πίονι δήμῳ,
ζωοῦ· αὐτὰρ ἄγει κειμήλια πολλὰ καὶ ἐσθλὰ
αἰτίζων ἀνὰ δῆμον. ἀτὰρ ἐρίηρας ἑταίρους
ὤλεσε καὶ νῆα γλαφυρὴν ἐνὶ οἴνοπι πόντῳ,

275     Ост­ров Три­на­крию. Гне­ва­лись Зевс на него с Гелио­сом
Из-за коров Гелиоса, уби­тых людь­ми Одис­сея.
В буй­но пле­щу­щем море това­ри­щи все пото­ну­ли,
Сам же на киле суд­на был выбро­шен он им на сушу
В край, где род­ные бес­смерт­ным богам оби­та­ют феа­ки.

    Θρινακίης ἄπο νήσου ἰών· ὀδύσαντο γὰρ αὐτῷ
Ζεύς τε καὶ Ἠέλιος· τοῦ γὰρ βόας ἔκταν ἑταῖροι.
οἱ μὲν πάντες ὄλοντο πολυκλύστῳ ἐνὶ πόντῳ·
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ἐπὶ τρόπιος νεὸς ἔκβαλε κῦμ᾽ ἐπὶ χέρσου,
Φαιήκων ἐς γαῖαν, οἳ ἀγχίθεοι γεγάασιν,

280     Эти феа­ки, как бога, его почи­та­ли всем серд­цем,
Мно­го даров пода­ри­ли и сами жела­ли отпра­вить
В цело­сти пол­ной домой. И был бы дав­но он уж дома.
Мно­го, одна­ко же, выгод­ней счел Одис­сей хит­ро­ум­ный
Рань­ше поболь­ше объ­е­хать земель, соби­рая богат­ства.

    οἳ δή μιν περὶ κῆρι θεὸν ὣς τιμήσαντο
καί οἱ πολλὰ δόσαν πέμπειν τέ μιν ἤθελον αὐτοὶ
οἴκαδ᾽ ἀπήμαντον. καί κεν πάλαι ἐνθάδ᾽ Ὀδυσσεὺς
ἤην· ἀλλ᾽ ἄρα οἱ τό γε κέρδιον εἴσατο θυμῷ,
χρήματ᾽ ἀγυρτάζειν πολλὴν ἐπὶ γαῖαν ἰόντι·

285     Он в пони­ма­нии выгод сво­их выда­вал­ся меж все­ми.
В этом бы с ним состя­зать­ся не мог ни еди­ный из смерт­ных.
Все это так мне Федон рас­ска­зал, пове­ли­тель фес­протов.
Мне само­му поклял­ся он, свер­шив воз­ли­я­ние в доме,
Что и корабль уже спу­щен и люди совсем уж гото­вы,

    ὣς περὶ κέρδεα πολλὰ καταθνητῶν ἀνθρώπων
οἶδ᾽ Ὀδυσεύς, οὐδ᾽ ἄν τις ἐρίσσειε βροτὸς ἄλλος.
ὥς μοι Θεσπρωτῶν βασιλεὺς μυθήσατο Φείδων·
ὤμνυε δὲ πρὸς ἔμ᾽ αὐτόν, ἀποσπένδων ἐνὶ οἴκῳ,
νῆα κατειρύσθαι καὶ ἐπαρτέας ἔμμεν ἑταίρους,

290     Чтоб отвез­ти Одис­сея в желан­ную зем­лю род­ную.
Рань­ше, одна­ко, меня он отпра­вил. Слу­чай­но в то вре­мя
Ехал фес­прот­ский корабль в Дули­хий, бога­тый пше­ни­цей.
Мне и богат­ства, какие собрал Одис­сей, пока­зал он.
Десять мог­ли бы они поко­ле­ний кор­мить у ино­го, —

    οἳ δή μιν πέμψουσι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.
ἀλλ᾽ ἐμὲ πρὶν ἀπέπεμψε· τύχησε γὰρ ἐρχομένη νηῦς
ἀνδρῶν Θεσπρωτῶν ἐς Δουλίχιον πολύπυρον.
καί μοι κτήματ᾽ ἔδειξεν, ὅσα ξυναγείρατ᾽ Ὀδυσσεύς·
καί νύ κεν ἐς δεκάτην γενεὴν ἕτερόν γ᾽ ἔτι βόσκοι,

295     Столь­ко в доме его лежа­ло сокро­вищ вла­ды­ки.
Про Одис­сея ж ска­зал, что сам он в Додо­ну поехал,
Чтоб из свя­щен­но­го дуба услы­шать веща­ние Зев­са:
Как вер­нуть­ся ему на туч­ные зем­ли Ита­ки, —
Явно ли, тай­но ли, раз он так дол­го на родине не был?

    ὅσσα οἱ ἐν μεγάροις κειμήλια κεῖτο ἄνακτος.
τὸν δ᾽ ἐς Δωδώνην φάτο βήμεναι, ὄφρα θεοῖο
ἐκ δρυὸς ὑψικόμοιο Διὸς βουλὴν ἐπακούσαι,
ὅππως νοστήσειε φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
ἤδη δὴν ἀπεών, ἤ ἀμφαδὸν ἦε κρυφηδόν.

300     Зна­чит, как видишь, он жив. На Ита­ку он ско­ро вер­нет­ся.
Он уже близ­ко! Поверь мне, вда­ли от дру­зей и отчиз­ны
Будет он очень недол­го. Готов тебе в этом поклясть­ся.
Будь мне свиде­те­лем, Зевс, из богов высо­чай­ший и луч­ший,
Этот очаг Одис­сея, к кото­ро­му здесь я при­ехал, —

    Ὣς ὁ μὲν οὕτως ἐστὶ σόος καὶ ἐλεύσεται ἤδη
ἄγχι μάλ᾽, οὐδ᾽ ἔτι τῆλε φίλων καὶ πατρίδος αἴης
δηρὸν ἀπεσσεῖται· ἔμπης δέ τοι ὅρκια δώσω.
ἴστω νῦν Ζεὺς πρῶτα, θεῶν ὕπατος καὶ ἄριστος,
ἱστίη τ᾽ Ὀδυσῆος ἀμύμονος, ἣν ἀφικάνω·

305     Все совер­шит­ся воис­ти­ну так, как тебе гово­рю я.
В этом году еще к вам Одис­сей, ты увидишь, вер­нет­ся,
Толь­ко что на небе месяц исчезнет и сме­нит­ся новым».
Муд­рая так Пене­ло­па на это ему отве­ча­ла:
«О, если б сло­во твое, чуже­зе­мец, свер­ши­лось на деле!

    ἦ μέν τοι τάδε πάντα τελείεται ὡς ἀγορεύω.
τοῦδ᾽ αὐτοῦ λυκάβαντος ἐλεύσεται ἐνθάδ᾽ Ὀδυσσεύς,
τοῦ μὲν φθίνοντος μηνός, τοῦ δ᾽ ἱσταμένοιο».
Τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε περίφρων Πηνελόπεια·
«Αἲ γὰρ τοῦτο, ξεῖνε, ἔπος τετελεσμένον εἴη·

310     Мно­го б тогда от меня полу­чил ты люб­ви и подар­ков,
Так что вся­кий тебя, повстре­чав­ши, назвал бы счаст­лив­цем!
Как, одна­ко, ни будет, — я серд­цем пред­чув­ст­вую вот что:
Ни Одис­сей не вер­нет­ся домой, ни тебя не отпра­вим
В путь мы отсюда: хозя­ев уж нет здесь, каким до отъ­езда

    τῷ κε τάχα γνοίης φιλότητά τε πολλά τε δῶρα
ἐξ ἐμεῦ, ὡς ἄν τίς σε συναντόμενος μακαρίζοι.
ἀλλά μοι ὧδ᾽ ἀνὰ θυμὸν ὀΐεται, ὡς ἔσεταί περ·
οὔτ᾽ Ὀδυσεὺς ἔτι οἶκον ἐλεύσεται, οὔτε σὺ πομπῆς
τεύξῃ, ἐπεὶ οὐ τοῖοι σημάντορές εἰσ᾽ ἐνὶ οἴκῳ

315     Был Одис­сей в этом доме, — да! был таким он когда-то! —
Стран­ни­ков всех при­ни­мав­ший и в путь отправ­ляв­ший с поче­том.
Вот что, слу­жан­ки: обмой­те его и постель при­готовь­те —
Всё: кро­вать, оде­я­ло, подуш­ки бле­стя­щие, — так, чтоб
Мог он в пол­ном теп­ле дожидать­ся Зари зла­тотрон­ной.

    οἷος Ὀδυσσεὺς ἔσκε μετ᾽ ἀνδράσιν, εἴ ποτ᾽ ἔην γε,
ξείνους αἰδοίους ἀποπεμπέμεν ἠδὲ δέχεσθαι.
ἀλλά μιν, ἀμφίπολοι, ἀπονίψατε, κάτθετε δ᾽ εὐνήν,
δέμνια καὶ χλαίνας καὶ ῥήγεα σιγαλόεντα,
ὥς κ᾽ εὖ θαλπιόων χρυσόθρονον Ἠῶ ἵκηται.

320     Зав­тра же рано обмой­те его и мас­лом натри­те,
Чтобы внут­ри здесь, в сто­ло­вой самой, вбли­зи Теле­ма­ха,
Мог он сесть за обед. И тому само­му будет хуже,
Кто его боль­но обидит: тогда ниче­го уже боль­ше
Он от меня не добьет­ся, хотя бы сер­дил­ся ужас­но.

    ἠῶθεν δὲ μάλ᾽ ἦρι λοέσσαι τε χρῖσαί τε,
ὥς κ᾽ ἔνδον παρὰ Τηλεμάχῳ δείπνοιο μέδηται
ἥμενος ἐν μεγάρῳ· τῷ δ᾽ ἄλγιον ὅς κεν ἐκείνων
τοῦτον ἀνιάζῃ θυμοφθόρος· οὐδέ τι ἔργον
ἐνθάδ᾽ ἔτι πρήξει, μάλα περ κεχολωμένος αἰνῶς.

325     Как же, стран­ник, ты смо­жешь узнать обо мне, пре­вы­шаю ль
Жен­щин я осталь­ных умом и разум­ною смет­кой,
Если я гряз­ным тебя и в пла­тье пло­хое оде­тым
Сесть к нам за стол допу­щу? Крат­ко­жиз­нен­ны люди на све­те.
Кто и сам бес­сер­де­чен и мыс­ли его бес­сер­деч­ны,

    πῶς γὰρ ἐμεῦ σύ, ξεῖνε, δαήσεαι εἴ τι γυναικῶν
ἀλλάων περίειμι νόον καὶ ἐπίφρονα μῆτιν,
εἴ κεν ἀϋσταλέος, κακὰ εἱμένος ἐν μεγάροισιν
δαινύῃ; ἄνθρωποι δὲ μινυνθάδιοι τελέθουσιν.
ὃς μὲν ἀπηνὴς αὐτὸς ἔῃ καὶ ἀπηνέα εἰδῇ,

330     Все того про­кли­на­ют живо­го и вся­ких жела­ют
Горь­ких скор­бей для него, а над мерт­вым жесто­ко глу­мят­ся.
Кто же и сам без­упре­чен и мыс­ли его без­упреч­ны, —
Сла­ву широ­кую всюду о нем меж­ду смерт­ных раз­но­сят
Стран­ни­ки, мно­го людей назы­ва­ет его бла­го­род­ным».

    τῷ δὲ καταρῶνται πάντες βροτοὶ ἄλγε᾽ ὀπίσσω
ζωῷ, ἀτὰρ τεθνεῶτί γ᾽ ἐφεψιόωνται ἅπαντες·
ὃς δ᾽ ἂν ἀμύμων αὐτὸς ἔῃ καὶ ἀμύμονα εἰδῇ,
τοῦ μέν τε κλέος εὐρὺ διὰ ξεῖνοι φορέουσι
πάντας ἐπ᾽ ἀνθρώπους, πολλοί τέ μιν ἐσθλὸν ἔειπον».

335     Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«О достой­ная чести супру­га царя Одис­сея!
Мне оде­я­ла, подуш­ки бле­стя­щие ста­ли про­тив­ны
С самой поры, как впер­вые я крит­ские снеж­ные горы,
В длин­но­ве­сель­ном плы­вя кораб­ле, за собою оста­вил.

    Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
«Ὦ γύναι αἰδοίη Λαερτιάδεω Ὀδυσῆος,
ἦ τοι ἐμοὶ χλαῖναι καὶ ῥήγεα σιγαλόεντα
ἤχθεθ᾽, ὅτε πρῶτον Κρήτης ὄρεα νιφόεντα
νοσφισάμην ἐπὶ νηὸς ἰὼν δολιχηρέτμοιο,

340     Лягу я так, как дав­но уж без сна про­во­жу свои ночи.
Мно­го ночей про­во­ро­чал­ся я на убо­гих посте­лях,
Так дожида­ясь при­хо­да на небо Зари пыш­нотрон­ной.
И омо­ве­ние ног сей­час мне совсем не желан­но.
Нет, нико­гда наших ног ни одна не кос­нет­ся из жен­щин,

    κείω δ᾽ ὡς τὸ πάρος περ ἀΰπνους νύκτας ἴαυον·
πολλὰς γὰρ δὴ νύκτας ἀεικελίῳ ἐνὶ κοίτῃ
ἄεσα καί τ᾽ ἀνέμεινα ἐΰθρονον Ἠῶ δῖαν.
οὐδέ τί μοι ποδάνιπτρα ποδῶν ἐπιήρανα θυμῷ
γίγνεται· οὐδὲ γυνὴ ποδὸς ἅψεται ἡμετέροιο

345     Тех, кото­рые здесь несут свою служ­бу при доме,
Если жен­щи­ны нет у тебя пре­ста­ре­лой и умной,
Столь­ко же в жиз­ни сво­ей, как я, пере­нес­шей стра­да­ний.
Если бы ноги она мне помы­ла, я не был бы про­тив».
Муд­рая так Пене­ло­па на это ему отве­ча­ла:

    τάων αἵ τοι δῶμα κάτα δρήστειραι ἔασιν,
εἰ μή τις γρηῦς ἔστι παλαιή, κεδνὰ ἰδυῖα,
ἥ τις δὴ τέτληκε τόσα φρεσὶν ὅσσα τ᾽ ἐγώ περ·
τῇ δ᾽ οὐκ ἂν φθονέοιμι ποδῶν ἅψασθαι ἐμεῖο».
Τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε περίφρων Πηνελόπεια·

350     «Милый стран­ник! Милее в мой дом нико­гда не являл­ся
Муж — разум­ный такой — из стран­ни­ков стран чуже­даль­них.
Все, что ты здесь гово­ришь, — так обду­ман­но, все так понят­но!
Ста­рая жен­щи­на есть у меня, разум­ная серд­цем.
Ею и выкорм­лен был и выхо­жен тот несчаст­ли­вец,

    «Ξεῖνε φίλ᾽· οὐ γάρ πώ τις ἀνὴρ πεπνυμένος ὧδε
ξείνων τηλεδαπῶν φιλίων ἐμὸν ἵκετο δῶμα,
ὡς σὺ μάλ᾽ εὐφραδέως πεπνυμένα πάντ᾽ ἀγορεύεις·
ἔστι δέ μοι γρηῢς πυκινὰ φρεσὶ μήδε᾽ ἔχουσα
ἣ κεῖνον δύστηνον ἐῢ τρέφεν ἠδ᾽ ἀτίταλλε,

355     Ею он на руки был в мину­ту рож­де­ния при­нят.
Очень она уж сла­ба, но все ж тебе ноги помо­ет.
Ну-ка, моя Еври­клея разум­ная, встань-ка и вымой
Ноги ему. Тво­е­му гос­по­ди­ну он сверст­ник. Навер­но,
И Одис­сей и нога­ми уж стал и рука­ми такой же.

    δεξαμένη χείρεσσ᾽, ὅτε μιν πρῶτον τέκε μήτηρ,
ἥ σε πόδας νίψει, ὀλιγηπελέουσά περ ἔμπης.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ἀνστᾶσα, περίφρων Εὐρύκλεια,
νίψον σοῖο ἄνακτος ὁμήλικα· καί που Ὀδυσσεὺς
ἤδη τοιόσδ᾽ ἐστὶ πόδας τοιόσδε τε χεῖρας·

360     Очень ста­рят­ся быст­ро в стра­да­ни­ях смерт­ные люди».
Так гово­ри­ла. Лицо ста­ру­ха закры­ла рука­ми,
Жар­кие сле­зы из глаз про­ли­вая, и груст­но ска­за­ла:
«Горе! Дитя мое! Что я поде­лать могу! Как жесто­ко
Зевс нена­видит тебя! А как ведь его почи­тал ты!

    αἶψα γὰρ ἐν κακότητι βροτοὶ καταγηράσκουσιν».
Ὣς ἄρ᾽ ἔφη, γρηῢς δὲ κατέσχετο χερσὶ πρόσωπα,
δάκρυα δ᾽ ἔκβαλε θερμά, ἔπος δ᾽ ὀλοφυδνὸν ἔειπεν·
«Ὤ μοι ἐγὼ σέο, τέκνον, ἀμήχανος· ἦ σε περὶ Ζεὺς
ἀνθρώπων ἤχθηρε θεουδέα θυμὸν ἔχοντα.

365     Кто из смерт­ных такие сжи­гал мол­не­верж­цу Кро­ниду
Жир­ные бед­ра, такие давал гека­том­бы, какие
Ты при­но­сил ему, жар­ко молясь, чтобы ста­ро­сти свет­лой
Ты для себя дождал­ся и бле­стя­ще­го выкор­мил сына?
Лишь у тебя одно­го он день воз­вра­ще­ния отнял.

    οὐ γάρ πώ τις τόσσα βροτῶν Διὶ τερπικεραύνῳ
πίονα μηρί᾽ ἔκη᾽ οὐδ᾽ ἐξαίτους ἑκατόμβας,
ὅσσα σὺ τῷ ἐδίδους, ἀρώμενος ἧος ἵκοιο
γῆράς τε λιπαρὸν θρέψαιό τε φαίδιμον υἱόν·
νῦν δέ τοι οἴῳ πάμπαν ἀφείλετο νόστιμον ἦμαρ.

370     Может быть, где-нибудь так же над ним, чуже­зем­ным ски­таль­цем,
В чьем-нибудь доме бога­том слу­жан­ки бес­стыд­но глу­ми­лись,
Как изде­ва­ют­ся здесь над тобою все эти соба­ки!
Их посто­ян­ных обид и насме­шек желая избег­нуть,
Не раз­ре­ша­ешь себя ты обмыть им. Но я-то гото­ва

    οὕτω που καὶ κείνῳ ἐφεψιόωντο γυναῖκες
ξείνων τηλεδαπῶν, ὅτε τευ κλυτὰ δώμαθ᾽ ἵκοιτο,
ὡς σέθεν αἱ κύνες αἵδε καθεψιόωνται ἅπασαι,
τάων νῦν λώβην τε καὶ αἴσχεα πόλλ᾽ ἀλεείνων
οὐκ ἐάας νίζειν· ἐμὲ δ᾽ οὐκ ἀέκουσαν ἄνωγε

375     Очень охот­но испол­нить при­каз Пене­ло­пы разум­ной.
Ради не толь­ко самой Пене­ло­пы тебе я помою
Ноги, но так же и ради тебя. Глу­бо­кой печа­лью
Дух мой взвол­но­ван внут­ри. Послу­шай-ка то, что ска­жу я.
Мно­го стран­ни­ков к нам несчаст­ли­вых сюда при­хо­ди­ло,

    κούρη Ἰκαρίοιο, περίφρων Πηνελόπεια.
τῷ σε πόδας νίψω ἅμα τ᾽ αὐτῆς Πηνελοπείης
καὶ σέθεν εἵνεκ᾽, ἐπεί μοι ὀρώρεται ἔνδοθι θυμὸς
κήδεσιν. ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ξυνίει ἔπος, ὅττι κεν εἴπω·
πολλοὶ δὴ ξεῖνοι ταλαπείριοι ἐνθάδ᾽ ἵκοντο,

380     Но нико­гда нико­го столь похо­же­го я не вида­ла,
Как с Одис­се­ем ты голо­сом схож, и нога­ми, и видом».
Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«Все, ста­руш­ка, кому при­хо­ди­лось обо­их нас видеть,
Все утвер­жда­ют, что очень один на дру­го­го похо­жи

    ἀλλ᾽ οὔ πώ τινά φημι ἐοικότα ὧδε ἰδέσθαι
ὡς σὺ δέμας φωνήν τε πόδας τ᾽ Ὀδυσῆϊ ἔοικας».
Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
«Ὦ γρηῦ, οὕτω φασὶν ὅσοι ἴδον ὀφθαλμοῖσιν
ἡμέας ἀμφοτέρους, μάλα εἰκέλω ἀλλήλοιϊν

385     Мы с Одис­се­ем, как ты и сама спра­вед­ли­во ска­за­ла».
Ярко сия­ю­щий таз доста­ла ста­ру­ха, в кото­ром
Ноги мыла все­гда, нали­ла в него рань­ше холод­ной
Мно­го воды и горя­чей потом под­ли­ла. Одис­сей же
От оча­га ото­дви­нул­ся прочь в тем­ноту поско­рее:

    ἔμμεναι, ὡς σύ περ αὐτὴ ἐπιφρονέουσ᾽ ἀγορεύεις».
Ὣς ἄρ᾽ ἔφη, γρηῢς δὲ λέβηθ᾽ ἕλε παμφανόωντα
τοῦ πόδας ἐξαπένιζεν, ὕδωρ δ᾽ ἐνεχεύατο πουλὺ
ψυχρόν, ἔπειτα δὲ θερμὸν ἐπήφυσεν. αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς
ἷζεν ἐπ᾽ ἐσχαρόφιν, ποτὶ δὲ σκότον ἐτράπετ᾽ αἶψα·

390     Тот­час на ум опа­се­нье при­шло, чтобы, за ногу взяв­шись,
Не увида­ла ста­ру­ха руб­ца, и все б не откры­лось.
Бли­же она подо­шла, чтоб помыть сво­е­го гос­по­ди­на.
Вдруг узна­ла рубец, каба­ном нане­сен­ный когда-то.
Ездил тогда Одис­сей на Пар­нас, к Авто­ли­ку с сына­ми.

    αὐτίκα γὰρ κατὰ θυμὸν ὀΐσατο, μή ἑ λαβοῦσα
οὐλὴν ἀμφράσσαιτο καὶ ἀμφαδὰ ἔργα γένοιτο.
νίζε δ᾽ ἄρ᾽ ἆσσον ἰοῦσα ἄναχθ᾽ ἑόν· αὐτίκα δ᾽ ἔγνω
οὐλήν, τήν ποτέ μιν σῦς ἤλασε λευκῷ ὀδόντι
Παρνησόνδ᾽ ἐλθόντα μετ᾽ Αὐτόλυκόν τε καὶ υἷας,

395     Дедом его он по мате­ри был. И был он вели­кий
Клят­во­пре­ступ­ник и вор. Гер­мес даро­вал ему это.
Бед­ра ягнят и коз­лят, при­ят­ные богу, сжи­гал он,
И Авто­ли­ку Гер­мес был и спут­ник в делах и помощ­ник.
В край пло­до­род­ный Ита­ки при­ехав, застал Авто­лик там

    μητρὸς ἑῆς πάτερ᾽ ἐσθλόν, ὃς ἀνθρώπους ἐκέκαστο
κλεπτοσύνῃ θ᾽ ὅρκῳ τε· θεὸς δέ οἱ αὐτὸς ἔδωκεν
Ἑρμείας· τῷ γὰρ κεχαρισμένα μηρία καῖεν
ἀρνῶν ἠδ᾽ ἐρίφων· ὁ δέ οἱ πρόφρων ἅμ᾽ ὀπήδει.
Αὐτόλυκος δ᾽ ἐλθὼν Ἰθάκης ἐς πίονα δῆμον

400     Толь­ко что доче­рью милой рож­ден­но­го сына-мла­ден­ца.
После того как он ужи­нать кон­чил, ему на коле­ни
Вну­ка его поло­жив, Еври­клея про­мол­ви­ла сло­во:
«Сам ты теперь, Авто­лик, най­ди ему имя, какое
Вну­ку хотел бы ты дать: ведь его ты выма­ли­вал жар­ко».

    παῖδα νέον γεγαῶτα κιχήσατο θυγατέρος ἧς·
τόν ῥά οἱ Εὐρύκλεια φίλοις ἐπὶ γούνασι θῆκε
παυομένῳ δόρποιο, ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
«Αὐτόλυκ᾽, αὐτὸς νῦν ὄνομ᾽ εὕρεο ὅττι κε θῆαι
παιδὸς παιδὶ φίλῳ· πολυάρητος δέ τοί ἐστιν».

405     Ей отве­чая на это, ска­зал Авто­лик и вос­клик­нул:
«Зять мой и дочь, назо­ви­те дитя это так, как ска­жу я.
Из дому к вам я при­ехал сюда, на зем­ле мно­го­дар­ной
Мно­гим муж­чи­нам, а так­же и женам весь­ма нена­вист­ный.
Пусть же про­зви­ще будет ему Одис­сей. А когда под­рас­тет он,

    Τὴν δ᾽ αὖτ᾽ Αὐτόλυκος ἀπαμείβετο φώνησέν τε·
«Γαμβρὸς ἐμὸς θυγάτηρ τε, τίθεσθ᾽ ὄνομ᾽ ὅττι κεν εἴπω·
πολλοῖσιν γὰρ ἐγώ γε ὀδυσσάμενος τόδ᾽ ἱκάνω,
ἀνδράσιν ἠδὲ γυναιξὶν ἀνὰ χθόνα πουλυβότειραν·
τῷ δ᾽ Ὀδυσεὺς ὄνομ᾽ ἔστω ἐπώνυμον· αὐτὰρ ἐγώ γε,

410     Если в дом мате­рин­ский боль­шой на Пар­на­се при­е­дет,
Где я богат­ства свои сохра­няю, — из этих сокро­вищ
Дам я подар­ки ему, и домой он уедет доволь­ный».
Это­го ради, чтоб их полу­чить, Одис­сей и поехал.
При­ня­ли очень радуш­но его Авто­лик с сыно­вья­ми.

    ὁππότ᾽ ἂν ἡβήσας μητρώϊον ἐς μέγα δῶμα
ἔλθῃ Παρνησόνδ᾽, ὅθι πού μοι κτήματ᾽ ἔασι,
τῶν οἱ ἐγὼ δώσω καί μιν χαίροντ᾽ ἀποπέμψω».
Τῶν ἕνεκ᾽ ἦλθ᾽ Ὀδυσεύς, ἵνα οἱ πόροι ἀγλαὰ δῶρα.
τὸν μὲν ἄρ᾽ Αὐτόλυκός τε καὶ υἱέες Αὐτολύκοιο

415     Руки ему пожи­ма­ли, при­вет­ли­во с ним гово­ри­ли.
Баб­ка ж его Амфи­тея, обняв Одис­сея рука­ми,
Голо­ву вну­ка, гла­за цело­вать его ясные ста­ла.
Слав­ных сво­их сыно­вей позвал Авто­лик, при­ка­зав­ши
Им при­гото­вить обед. Охот­но они под­чи­ни­лись.

    χερσίν τ᾽ ἠσπάζοντο ἔπεσσί τε μειλιχίοισι·
μήτηρ δ᾽ Ἀμφιθέη μητρὸς περιφῦσ᾽ Ὀδυσῆϊ
κύσσ᾽ ἄρα μιν κεφαλήν τε καὶ ἄμφω φάεα καλά.
Αὐτόλυκος δ᾽ υἱοῖσιν ἐκέκλετο κυδαλίμοισι
δεῖπνον ἐφοπλίσσαι· τοὶ δ᾽ ὀτρύνοντος ἄκουσαν,

420     Тот­час на двор при­ве­ли быка пяти­лет­не­го с поля,
Кожу содра­ли с быка и его на кус­ки раз­ру­би­ли,
Лов­ко на мел­кие части рас­сек­ли, наткну­ли на пру­тья
И, осто­рож­но изжа­рив, на пор­ции все поде­ли­ли.
Так тогда целый день напро­лет, до заше­ст­вия солн­ца,

    αὐτίκα δ᾽ εἰσάγαγον βοῦν ἄρσενα πενταέτηρον·
τὸν δέρον ἀμφί θ᾽ ἕπον, καί μιν διέχευαν ἅπαντα,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρ᾽ ἐπισταμένως πεῖράν τ᾽ ὀβελοῖσιν,
ὤπτησάν τε περιφραδέως, δάσσαντό τε μοίρας.
ὣς τότε μὲν πρόπαν ἦμαρ ἐς ἠέλιον καταδύντα

425     Все пиро­ва­ли, и не было в рав­ном пиру обде­лен­ных.
Солн­це меж тем зака­ти­лось, и сумрак спу­стил­ся на зем­лю.
Спать все тогда улег­лись и сна насла­ди­лись дара­ми.
Толь­ко успе­ла под­нять­ся из тьмы розо­пер­стая Эос,
Вышли уже на охоту соба­ки, с соба­ка­ми так­же

    δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης·
ἦμος δ᾽ ἠέλιος κατέδυ καὶ ἐπὶ κνέφας ἦλθεν,
δὴ τότε κοιμήσαντο καὶ ὕπνου δῶρον ἕλοντο.
Ἦμος δ᾽ ἠριγένεια φάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠώς,
βάν ῥ᾽ ἴμεν ἐς θήρην, ἠμὲν κύνες ἠδὲ καὶ αὐτοὶ

430     И сыно­вья Авто­ли­ка, а с ними отпра­вил­ся вме­сте
И Одис­сей. Под­ня­лись на высо­кую гору Пар­на­са,
Лесом зарос­шую. Вско­ре достиг­ли тени­стых уще­лий.
Толь­ко что новы­ми солн­це луча­ми поля осве­ти­ло,
Вый­дя из тихо теку­щих, глу­бо­ких зыбей Оке­а­на,

    υἱέες Αὐτολύκου· μετὰ τοῖσι δὲ δῖος Ὀδυσσεὺς
ἤϊεν· αἰπὺ δ᾽ ὄρος προσέβαν καταειμένον ὕλῃ
Παρνησοῦ, τάχα δ᾽ ἵκανον πτύχας ἠνεμοέσσας.
Ἠέλιος μὲν ἔπειτα νέον προσέβαλλεν ἀρούρας
ἐξ ἀκαλαρρείταο βαθυρρόου Ὠκεανοῖο,

435     Вниз в уще­лье спу­сти­лись охот­ни­ки; мча­лись пред ними,
Нюхая жад­но следы, соба­ки, за ними спе­ши­ли
Сза­ди сыны Авто­ли­ка, средь них же, всех бли­же к соба­кам,
Рав­ный богам Одис­сей, потря­сая копьем длин­но­тен­ным.
Там огром­ный кабан залег меж кустов густо­ли­стых.

    οἱ δ᾽ ἐς βῆσσαν ἵκανον ἐπακτῆρες· πρὸ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶν
ἴχνι᾽ ἐρευνῶντες κύνες ἤϊσαν, αὐτὰρ ὄπισθεν
υἱέες Αὐτολύκου· μετὰ τοῖσι δὲ δῖος Ὀδυσσεὺς
ἤϊεν ἄγχι κυνῶν, κραδάων δολιχόσκιον ἔγχος.
ἔνθα δ᾽ ἄρ᾽ ἐν λόχμῃ πυκινῇ κατέκειτο μέγας σῦς·

440     Не про­ду­ва­ла их сила сырая бушу­ю­щих вет­ров,
Не про­би­ва­ло луча­ми паля­щи­ми жар­кое солн­це,
Не про­ни­кал даже до низу дождь, до того они густы
Были; под ними же листьев огром­ная куча лежа­ла.
Шум при­бли­жал­ся охоты. Вокруг каба­на разда­ва­лись

    τὴν μὲν ἄρ᾽ οὔτ᾽ ἀνέμων διάει μένος ὑγρὸν ἀέντων,
οὔτε μιν Ἠέλιος φαέθων ἀκτῖσιν ἔβαλλεν,
οὔτ᾽ ὄμβρος περάασκε διαμπερές· ὣς ἄρα πυκνὴ
ἦεν, ἀτὰρ φύλλων ἐνέην χύσις ἤλιθα πολλή.
τὸν δ᾽ ἀνδρῶν τε κυνῶν τε περὶ κτύπος ἦλθε ποδοῖϊν,

445     Лай и топот шагов. Он мед­лен­но вышел из чащи
И, още­ти­нив хре­бет, с горя­щи­ми ярко гла­за­ми,
Близ­ко встал перед ними. Взмах­нув муску­ли­стой рукою,
Пер­вый наце­лил­ся длин­ным копьем Одис­сей, поры­ва­ясь
Насмерть сра­зить каба­на. Но кабан, упредив Одис­сея,

    ὡς ἐπάγοντες ἐπῇσαν· ὁ δ᾽ ἀντίος ἐκ ξυλόχοιο
φρίξας εὖ λοφιήν, πῦρ δ᾽ ὀφθαλμοῖσι δεδορκώς,
στῆ ῥ᾽ αὐτῶν σχεδόθεν· ὁ δ᾽ ἄρα πρώτιστος Ὀδυσσεὺς
ἔσσυτ᾽ ἀνασχόμενος δολιχὸν δόρυ χειρὶ παχείῃ,
οὐτάμεναι μεμαώς· ὁ δέ μιν φθάμενος ἔλασεν σῦς

450     Выше коле­на уда­рил его и выхва­тил мно­го
Мяса, уда­рив­ши сбо­ку клы­ком. Но кость уце­ле­ла.
В пра­вое веп­рю пле­чо копьем уго­дил он, мет­нув­ши,
И про­ни­за­ло насквозь копье мед­но­ост­рое зве­ря.
С хри­пом в пыль пова­лил­ся кабан и с духом рас­стал­ся.

    γουνὸς ὕπερ, πολλὸν δὲ διήφυσε σαρκὸς ὀδόντι
λικριφὶς ἀΐξας, οὐδ᾽ ὀστέον ἵκετο φωτός.
τὸν δ᾽ Ὀδυσεὺς οὔτησε τυχὼν κατὰ δεξιὸν ὦμον,
ἀντικρὺ δὲ διῆλθε φαεινοῦ δουρὸς ἀκωκή·
κὰδ δ᾽ ἔπεσ᾽ ἐν κονίῃσι μακών, ἀπὸ δ᾽ ἔπτατο θυμός.

455     Тот­час тем каба­ном заня­лись сыно­вья Авто­ли­ка,
Рану потом Одис­сею отваж­но­му, схо­же­му с богом,
Пере­вя­за­ли искус­но и чер­ную кровь заго­во­ром
Оста­но­ви­ли. И в дом поспе­ши­ли отцов­ский вер­нуть­ся.
Выхо­див гостя от раны, каба­ньим клы­ком нане­сен­ной,

    τὸν μὲν ἄρ᾽ Αὐτολύκου παῖδες φίλοι ἀμφεπένοντο,
ὠτειλὴν δ᾽ Ὀδυσῆος ἀμύμονος ἀντιθέοιο
δῆσαν ἐπισταμένως, ἐπαοιδῇ δ᾽ αἷμα κελαινὸν
ἔσχεθον, αἶψα δ᾽ ἵκοντο φίλου πρὸς δώματα πατρός.
τὸν μὲν ἄρ᾽ Αὐτόλυκός τε καὶ υἱέες Αὐτολύκοιο

460     Мно­го цен­ных даров пода­рив, Авто­лик с сыно­вья­ми
Быст­ро его на Ита­ку отпра­ви­ли. Радост­ны были
Сам Одис­сей и они. И радост­но при­ня­ли дома
Сына отец и почтен­ная мать и рас­спра­ши­вать ста­ли,
Как он рубец полу­чил. И все рас­ска­зал он подроб­но,

    εὖ ἰησάμενοι ἠδ᾽ ἀγλαὰ δῶρα πορόντες
καρπαλίμως χαίροντα φίλην ἐς πατρίδ᾽ ἔπεμπον
εἰς Ἰθάκην. τῷ μέν ῥα πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
χαῖρον νοστήσαντι καὶ ἐξερέεινον ἕκαστα,
οὐλὴν ὅττι πάθοι· ὁ δ᾽ ἄρα σφίσιν εὖ κατέλεξεν

465     Как его белым клы­ком уда­рил кабан на Пар­на­се,
Где ему быть на охо­те с сына­ми при­шлось Авто­ли­ка.
Толь­ко рукой про­ве­ла по ноге Одис­сея ста­ру­ха,
Толь­ко кос­ну­лась руб­ца — и ногу из рук уро­ни­ла.
В таз упа­ла нога Одис­сея, и медь зазве­не­ла.

    ὥς μιν θηρεύοντ᾽ ἔλασεν σῦς λευκῷ ὀδόντι,
Παρνησόνδ᾽ ἐλθόντα σὺν υἱάσιν Αὐτολύκοιο.
Τὴν γρηῢς χείρεσσι καταπρηνέσσι λαβοῦσα
γνῶ ῥ᾽ ἐπιμασσαμένη, πόδα δὲ προέηκε φέρεσθαι·
ἐν δὲ λέβητι πέσε κνήμη, κανάχησε δὲ χαλκός,

470     Набок таз накло­нил­ся, вода поли­ла­ся на зем­лю.
Серд­це ей охва­ти­ли и радость и скорбь. Обо­рвал­ся
Голос гром­кий. Гла­за нали­ли­ся мгно­вен­но сле­за­ми.
За под­бо­ро­док она ухва­ти­ла его и ска­за­ла:
«Это же ты, Одис­сей, дитя мое! Как же я рань­ше

    ἂψ δ᾽ ἑτέρωσ᾽ ἐκλίθη· τὸ δ᾽ ἐπὶ χθονὸς ἐξέχυθ᾽ ὕδωρ.
τὴν δ᾽ ἅμα χάρμα καὶ ἄλγος ἕλε φρένα, τὼ δέ οἱ ὄσσε
δακρυόφι πλῆσθεν, θαλερὴ δέ οἱ ἔσχετο φωνή.
ἁψαμένη δὲ γενείου Ὀδυσσῆα προσέειπεν·
«Ἦ μάλ᾽ Ὀδυσσεύς ἐσσι, φίλον τέκος· οὐδέ σ᾽ ἐγώ γε

475     Не дога­да­лась и, толь­ко ощу­пав­ши ногу, узна­ла!»
На Пене­ло­пу при этом она погляде­ла гла­за­ми,
Ей ука­зать соби­ра­ясь, что здесь он, супруг ее милый.
Но не взгля­ну­ла в ответ, ниче­го не вида­ла цари­ца:
В сто­ро­ну мысль отве­ла ей Афи­на. За гор­ло ста­ру­ху

    πρὶν ἔγνων, πρὶν πάντα ἄνακτ᾽ ἐμὸν ἀμφαφάασθαι».
Ἦ καὶ Πηνελόπειαν ἐσέδρακεν ὀφθαλμοῖσι,
πεφραδέειν ἐθέλουσα φίλον πόσιν ἔνδον ἐόντα.
ἡ δ᾽ οὔτ᾽ ἀθρῆσαι δύνατ᾽ ἀντίη οὔτε νοῆσαι·
τῇ γὰρ Ἀθηναίη νόον ἔτραπεν· αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς

480     Быст­ро пра­вой рукою схва­тил Одис­сей, а дру­гою
Бли­же к себе при­тя­нул и шепотом стал гово­рить ей:
«Иль погу­бить меня хочешь? Сама ведь меня ты вскор­ми­ла
Гру­дью сво­ею! Трудов испы­тав и стра­да­ний без сче­та,
Я на два­дца­том году воро­тил­ся в роди­мую зем­лю.

    χεῖρ᾽ ἐπιμασσάμενος φάρυγος λάβε δεξιτερῆφι,
τῇ δ᾽ ἑτέρῃ ἕθεν ἆσσον ἐρύσσατο φώνησέν τε.
«Μαῖα, τίη μ᾽ ἐθέλεις ὀλέσαι; σὺ δέ μ᾽ ἔτρεφες αὐτὴ
τῷ σῷ ἐπὶ μαζῷ· νῦν δ᾽ ἄλγεα πολλὰ μογήσας
ἤλυθον εἰκοστῷ ἔτεϊ ἐς πατρίδα γαῖαν.

485     Раз вну­шил тебе бог и ты обо всем дога­да­лась,
То уж мол­чи! И чтоб дома никто обо мне не про­ведал!
Вот что тебе я ска­жу, и это испол­не­но будет:
Если моею рукой боже­ство жени­хов одо­ле­ет,
Не поща­жу я тебя, хоть меня ты вскор­ми­ла, когда я

    ἀλλ᾽ ἐπεὶ ἐφράσθης καί τοι θεὸς ἔμβαλε θυμῷ,
σίγα, μή τίς τ᾽ ἄλλος ἐνὶ μεγάροισι πύθηται.
ὧδε γὰρ ἐξερέω, καὶ μὴν τετελεσμένον ἔσται·
εἴ χ᾽ ὑπ᾽ ἐμοί γε θεὸς δαμάσῃ μνηστῆρας ἀγαυούς,
οὐδὲ τροφοῦ οὔσης σεῦ ἀφέξομαι, ὁππότ᾽ ἂν ἄλλας

490     В доме нач­ну уби­вать дру­гих моих жен­щин-при­служ­ниц».
Тут ему Еври­клея разум­ная так воз­ра­зи­ла:
«Что за сло­ва у тебя сквозь огра­ду зубов изле­те­ли!
Зна­ешь и сам ты, мой сын, как твер­да и упор­на я духом.
Выдер­жу все, что ты мне пове­лишь, как желе­зо иль камень.

    δμῳὰς ἐν μεγάροισιν ἐμοῖς κτείνωμι γυναῖκας».
Τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε περίφρων Εὐρύκλεια·
«Τέκνον ἐμόν, ποῖόν σε ἔπος φύγεν ἕρκος ὀδόντων.
οἶσθα μὲν οἷον ἐμὸν μένος ἔμπεδον οὐδ᾽ ἐπιεικτόν,
ἕξω δ᾽ ὡς ὅτε τις στερεὴ λίθος ἠὲ σίδηρος.

495     Сло­во дру­гое ска­жу, и к серд­цу при­ми это сло­во:
Если тво­ею рукой боже­ство жени­хов одо­ле­ет,
Ком­нат­ных жен­щин тогда пере­чис­лю я всех пред тобою,
Кто меж­ду ними бес­че­стит тебя и какая невин­на».
Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:

    ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῇσιν·
εἴ χ᾽ ὑπό σοι γε θεὸς δαμάσῃ μνηστῆρας ἀγαυούς,
δὴ τότε τοι καταλέξω ἐνὶ μεγάροισι γυναῖκας,
αἵ τέ σ᾽ ἀτιμάζουσι καὶ αἳ νηλείτιδές εἰσι».
Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς

500     «Мать, зачем ты о них гово­ришь? Это вовсе не нуж­но.
Мне само­му раз­га­дать и узнать их нисколь­ко не труд­но.
Глав­ное толь­ко — мол­чи и богам пре­до­ставь осталь­ное».
Так ска­зал Одис­сей. Ста­ру­ха из ком­на­ты вышла,
Новой воды при­нес­ла, так как преж­няя вся про­ли­ла­ся.

    «Μαῖα, τίη δὲ σὺ τὰς μυθήσεαι; οὐδέ τί σε χρή.
εὖ νυ καὶ αὐτὸς ἐγὼ φράσομαι καὶ εἴσομ᾽ ἑκάστην·
ἀλλ᾽ ἔχε σιγῇ μῦθον, ἐπίτρεψον δὲ θεοῖσιν».
Ὣς ἄρ᾽ ἔφη, γρηῢς δὲ διὲκ μεγάροιο βεβήκει
οἰσομένη ποδάνιπτρα· τὰ γὰρ πρότερ᾽ ἔκχυτο πάντα.

505     Вымы­ла ноги ему и души­стым натер­ла их мас­лом.
Бли­же к огню Одис­сей свою табу­рет­ку подви­нул,
Чтобы согреть­ся, рубец же тот­час под лох­мо­тья­ми спря­тал.
Сно­ва его Пене­ло­па разум­ная спра­ши­вать ста­ла:
«Стран­ник, немнож­ко сама у тебя я спро­шу еще вот что.

    αὐτὰρ ἐπεὶ νίψεν τε καὶ ἤλειψεν λίπ᾽ ἐλαίῳ,
αὖτις ἄρ᾽ ἀσσοτέρω πυρὸς ἕλκετο δίφρον Ὀδυσσεὺς
θερσόμενος, οὐλὴν δὲ κατὰ ῥακέεσσι κάλυψε.
Τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε περίφρων Πηνελόπεια·
«Ξεῖνε, τὸ μέν σ᾽ ἔτι τυτθὸν ἐγὼν εἰρήσομαι αὐτή·

510     Час при­ят­ный при­хо­дит ноч­но­го покоя, в кото­рый
Слад­кий спус­ка­ет­ся сон на всех, даже самых печаль­ных,
Мне же бог и печаль посы­ла­ет чрез вся­кую меру.
Днем еще пла­чем, сте­на­ньем себе облег­чаю я серд­це,
В доме за все­ми дела­ми сле­жу, за работой слу­жа­нок.

    καὶ γὰρ δὴ κοίτοιο τάχ᾽ ἔσσεται ἡδέος ὥρη,
ὅν τινά γ᾽ ὕπνος ἕλοι γλυκερός, καὶ κηδόμενόν περ.
αὐτὰρ ἐμοὶ καὶ πένθος ἀμέτρητον πόρε δαίμων·
ἤματα μὲν γὰρ τέρπομ᾽ ὀδυρομένη, γοόωσα,
ἔς τ᾽ ἐμὰ ἔργ᾽ ὁρόωσα καὶ ἀμφιπόλων ἐνὶ οἴκῳ·

515     Ночью ж, когда все утихнет и все­ми покой овла­де­ет,
Я на посте­ли лежу, и стес­нен­ное серд­це все вре­мя
Ост­рые мне угне­та­ют заботы, печаль вызы­вая.
Как Пан­да­ре­ева дочь, соло­вей блед­но-жел­тый Аэда,
С новым при­хо­дом вес­ны зали­ва­ет­ся пес­нью пре­крас­ной,

    αὐτὰρ ἐπὴν νὺξ ἔλθῃ, ἕλῃσί τε κοῖτος ἅπαντας,
κεῖμαι ἐνὶ λέκτρῳ, πυκιναὶ δέ μοι ἀμφ᾽ ἀδινὸν κῆρ
ὀξεῖαι μελεδῶνες ὀδυρομένην ἐρέθουσιν.
ὡς δ᾽ ὅτε Πανδαρέου κούρη, χλωρηῒς ἀηδών,
καλὸν ἀείδῃσιν ἔαρος νέον ἱσταμένοιο,

520     Сидя в лист­ве непро­гляд­ной вер­шин густо­ли­стых дере­вьев,
И посто­ян­но меня­ет свой голос, дале­ко зву­ча­щий,
Пла­ча о сыне Ити­ле, рож­ден­ном от Зефа-вла­ды­ки,
Ею самою уби­том неча­ян­но ост­рою медью, —
Так же туда и сюда колеб­лет­ся надвое дух мой:

    δενδρέων ἐν πετάλοισι καθεζομένη πυκινοῖσιν,
ἥ τε θαμὰ τρωπῶσα χέει πολυηχέα φωνήν,
παῖδ᾽ ὀλοφυρομένη Ἴτυλον φίλον, ὅν ποτε χαλκῷ
κτεῖνε δι᾽ ἀφραδίας, κοῦρον Ζήθοιο ἄνακτος,
ὣς καὶ ἐμοὶ δίχα θυμὸς ὀρώρεται ἔνθα καὶ ἔνθα,

525     С сыном ли вме­сте остать­ся, следя за рабы­ня­ми зор­ко,
И за име­ньем моим, и за домом с высо­кою кров­лей,
Ложе супру­га хра­ня и люд­скую мол­ву ува­жая, —
Иль, нако­нец, за ахей­цем после­до­вать, кто наи­бо­ле
Зна­тен сре­ди жени­хов и щед­рей осталь­ных на подар­ки.

    ἠὲ μένω παρὰ παιδὶ καὶ ἔμπεδα πάντα φυλάσσω,
κτῆσιν ἐμήν, δμῶάς τε καὶ ὑψερεφὲς μέγα δῶμα,
εὐνήν τ᾽ αἰδομένη πόσιος δήμοιό τε φῆμιν,
ἦ ἤδη ἅμ᾽ ἕπωμαι Ἀχαιῶν ὅς τις ἄριστος
μνᾶται ἐνὶ μεγάροισι, πορὼν ἀπερείσια ἕδνα.

530     Сын мой, пока­мест он мал еще был и наи­вен, мешал мне
Дом супру­га оста­вить и замуж пой­ти за дру­го­го.
Нын­че ж, как стал он боль­шим и в пол­ном нахо­дит­ся цве­те,
Сам он про­сит меня, чтоб из это­го дома ушла я:
Он него­ду­ет, смот­ря, как ахей­цы иму­ще­ство гра­бят.

    παῖς δ᾽ ἐμὸς ἧος ἔην ἔτι νήπιος ἠδὲ χαλίφρων,
γήμασθ᾽ οὔ μ᾽ εἴα πόσιος κατὰ δῶμα λιποῦσαν·
νῦν δ᾽ ὅτε δὴ μέγας ἐστὶ καὶ ἥβης μέτρον ἱκάνει,
καὶ δή μ᾽ ἀρᾶται πάλιν ἐλθέμεν ἐκ μεγάροιο,
κτήσιος ἀσχαλόων, τήν οἱ κατέδουσιν Ἀχαιοί.

535     Выслу­шай, стран­ник, одна­ко, мой сон и его рас­тол­куй мне.
Два­дцать гусей у меня из воды выби­ра­ют пше­ни­цу
В доме моем, и при взгляде на них весе­лю­ся я духом.
Вдруг с горы при­ле­тел огром­ный орел кри­во­ког­тый,
Шеи всем им свер­нул и убил. Валя­ли­ся кучей

    ἀλλ᾽ ἄγε μοι τὸν ὄνειρον ὑπόκριναι καὶ ἄκουσον.
χῆνές μοι κατὰ οἶκον ἐείκοσι πυρὸν ἔδουσιν
ἐξ ὕδατος, καί τέ σφιν ἰαίνομαι εἰσορόωσα·
ἐλθὼν δ᾽ ἐξ ὄρεος μέγας αἰετὸς ἀγκυλοχείλης
πᾶσι κατ᾽ αὐχένας ἦξε καὶ ἔκτανεν· οἱ δ᾽ ἐκέχυντο

540     По дво­ру гуси, орел же в эфир под­нял­ся све­то­нос­ный.
Горь­ко во сне я рыда­ла и голо­сом гром­ким вопи­ла.
Быст­ро сбе­жа­лись ко мне ахе­ян­ки в косах кра­си­вых,
Вме­сте со мною скор­бя, что орлом мои гуси уби­ты.
Вдруг он явил­ся, и сел на высту­пе кро­вель­ной бал­ки,

    ἀθρόοι ἐν μεγάροις, ὁ δ᾽ ἐς αἰθέρα δῖαν ἀέρθη.
αὐτὰρ ἐγὼ κλαῖον καὶ ἐκώκυον ἔν περ ὀνείρῳ,
ἀμφὶ δ᾽ ἔμ᾽ ἠγερέθοντο ἐϋπλοκαμῖδες Ἀχαιαί,
οἴκτρ᾽ ὀλοφυρομένην ὅ μοι αἰετὸς ἔκτανε χῆνας.
ἂψ δ᾽ ἐλθὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετ᾽ ἐπὶ προὔχοντι μελάθρῳ,

545     И, уте­шая меня, чело­ве­че­ским голо­сом мол­вил:
— Духом, Ика­рия слав­но­го дочь, мало­душ­но не падай!
Это не сон, а пре­крас­ная явь, это все так и будет.
Гуси — твои жени­хи, а я был орел, но теперь уж
Я не орел, а супруг твой! Домой нако­нец я вер­нул­ся

    φωνῇ δὲ βροτέῃ κατερήτυε φώνησέν τε·
“Θάρσει, Ἰκαρίου κούρη τηλεκλειτοῖο·
οὐκ ὄναρ, ἀλλ᾽ ὕπαρ ἐσθλόν, ὅ τοι τετελεσμένον ἔσται.
χῆνες μὲν μνηστῆρες, ἐγὼ δέ τοι αἰετὸς ὄρνις
ἦα πάρος, νῦν αὖτε τεὸς πόσις εἰλήλουθα,

550     И жени­хам обнаглев­шим готов­лю позор­ную гибель. —
Так ска­зал он. И сон поки­нул меня медо­слад­кий.
Я очну­лась, поспеш­но во двор погляде­ла и вижу:
Гуси мои, как все­гда, пше­ни­цу клю­ют из кор­муш­ки».
Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:

    ὃς πᾶσι μνηστῆρσιν ἀεικέα πότμον ἐφήσω”.
Ὣς ἔφατ᾽, αὐτὰρ ἐμὲ μελιηδὴς ὕπνος ἀνῆκε·
παπτήνασα δὲ χῆνας ἐνὶ μεγάροισι νόησα
πυρὸν ἐρεπτομένους παρὰ πύελον, ἧχι πάρος περ».
Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·

555     «Жен­щи­на, этот твой сон тол­ко­вать невоз­мож­но ина­че:
Ведь Одис­сей само­лич­но тебе сооб­щил, что слу­чит­ся.
Без исклю­че­ния всех жени­хов ожида­ет поги­бель;
Кер и смер­ти меж них ни один избе­жать уж не смо­жет!»
Муд­рая так Пене­ло­па на это ему отве­ча­ла:

    «Ὦ γύναι, οὔ πως ἔστιν ὑποκρίνασθαι ὄνειρον
ἄλλῃ ἀποκλίναντ᾽, ἐπεὶ ἦ ῥά τοι αὐτὸς Ὀδυσσεὺς
πέφραδ᾽ ὅπως τελέει· μνηστῆρσι δὲ φαίνετ᾽ ὄλεθρος
πᾶσι μάλ᾽, οὐδέ κέ τις θάνατον καὶ κῆρας ἀλύξει».
Τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε περίφρων Πηνελόπεια·

560     «Стран­ник, быва­ют, одна­ко, и тем­ные сны, из кото­рых
Смыс­ла нель­зя нам извлечь. И не вся­кий сбы­ва­ет­ся сон наш.
Двое раз­ных ворот для без­жиз­нен­ных снов суще­ст­ву­ет.
Все из рога одни, дру­гие — из кости сло­но­вой.
Те, что летят из ворот поли­ро­ван­ной кости сло­но­вой,

    «Ξεῖν᾽, ἦ τοι μὲν ὄνειροι ἀμήχανοι ἀκριτόμυθοι
γίγνοντ᾽, οὐδέ τι πάντα τελείεται ἀνθρώποισι.
δοιαὶ γάρ τε πύλαι ἀμενηνῶν εἰσὶν ὀνείρων·
αἱ μὲν γὰρ κεράεσσι τετεύχαται, αἱ δ᾽ ἐλέφαντι·
τῶν οἳ μέν κ᾽ ἔλθωσι διὰ πριστοῦ ἐλέφαντος,

565     Исти­ну лишь засло­ня­ют и серд­це люд­ское моро­чат;
Те, что из глад­ких ворот рого­вых выле­та­ют нару­жу,
Те роко­вы­ми быва­ют, и все в них свер­ша­ет­ся точ­но.
Но не из этих ворот, пола­гаю я, сон тот ужас­ный
Выле­тел, как бы того ни жела­лось самой мне и сыну.

    οἵ ῥ᾽ ἐλεφαίρονται, ἔπε᾽ ἀκράαντα φέροντες·
οἱ δὲ διὰ ξεστῶν κεράων ἔλθωσι θύραζε,
οἵ ῥ᾽ ἔτυμα κραίνουσι, βροτῶν ὅτε κέν τις ἴδηται.
ἀλλ᾽ ἐμοὶ οὐκ ἐντεῦθεν ὀΐομαι αἰνὸν ὄνειρον
ἐλθέμεν· ἦ κ᾽ ἀσπαστὸν ἐμοὶ καὶ παιδὶ γένοιτο.

570     Сло­во дру­гое ска­жу, и к серд­цу при­ми это сло­во.
Утро при­хо­дит теперь зло­имян­ное, дом Одис­сея
С ним мне при­дет­ся поки­нуть. Хочу состя­за­нье назна­чить.
В зале сво­ем Одис­сей топо­ры рас­став­лял друг за дру­гом,
Как кора­бель­ные реб­ра, две­на­дцать чис­лом. Отсту­пив­ши

    ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῇσιν·
ἥδε δὴ ἠὼς εἶσι δυσώνυμος, ἥ μ᾽ Ὀδυσῆος
οἴκου ἀποσχήσει· νῦν γὰρ καταθήσω ἄεθλον,
τοὺς πελέκεας, τοὺς κεῖνος ἐνὶ μεγάροισιν ἑοῖσιν
ἵστασχ᾽ ἑξείης, δρυόχους ὥς, δώδεκα πάντας·

575     Очень дале­ко назад, он про­стре­ли­вал все их стре­лою.
Нын­че хочу пред­ло­жить жени­хам состя­за­ние это.
Тот, кто на лук тети­ву с наи­мень­шим наденет уси­льем
И топо­ров все две­на­дцать сво­ею стре­лою про­стре­лит,
Сле­дом за тем я пой­ду, этот дом за спи­ною оста­вив, —

    στὰς δ᾽ ὅ γε πολλὸν ἄνευθε διαρρίπτασκεν ὀϊστόν.
νῦν δὲ μνηστήρεσσιν ἄεθλον τοῦτον ἐφήσω·
ὃς δέ κε ῥηΐτατ᾽ ἐντανύσῃ βιὸν ἐν παλάμῃσι
καὶ διοϊστεύσῃ πελέκεων δυοκαίδεκα πάντων,
τῷ κεν ἅμ᾽ ἑσποίμην, νοσφισσαμένη τόδε δῶμα

580     Мужа мило­го дом, пре­крас­ный такой и бога­тый!
Думаю, будет он мне хоть во сне ино­гда вспо­ми­нать­ся!»
Ей отве­чая на это, ска­зал Одис­сей мно­го­ум­ный:
«О достой­ная чести супру­га сына Лаэр­та!
Не отла­гай ни за что состя­за­ния это­го в доме!

    κουρίδιον, μάλα καλόν, ἐνίπλειον βιότοιο·
τοῦ ποτὲ μεμνήσεσθαι ὀΐομαι ἔν περ ὀνείρῳ».
Τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς
«Ὦ γύναι αἰδοίη Λαερτιάδεω Ὀδυσῆος,
μηκέτι νῦν ἀνάβαλλε δόμοις ἔνι τοῦτον ἄεθλον·

585     В доме сво­ем Одис­сей мно­го­ум­ный появит­ся преж­де,
Неже­ли эти кос­нут­ся рукою до глад­ко­го лука
И, натя­нув тети­ву, седое про­стре­лят желе­зо».
Муд­рая так Пене­ло­па на это ему отве­ча­ла:
«Если б ты, стран­ник, меня поже­лал тут сво­ею беседой

    πρὶν γάρ τοι πολύμητις ἐλεύσεται ἐνθάδ᾽ Ὀδυσσεύς,
πρὶν τούτους τόδε τόξον ἐΰξοον ἀμφαφόωντας
νευρήν τ᾽ ἐντανύσαι διοϊστεῦσαί τε σιδήρου».
Τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε περίφρων Πηνελόπεια·
«Εἴ κ᾽ ἐθέλοις μοι, ξεῖνε, παρήμενος ἐν μεγάροισι

590     Радо­вать, сон нико­гда бы на веки мои не спу­стил­ся.
Людям, одна­ко, все­гда оста­вать­ся без сна невоз­мож­но.
Это — воля богов. Во всем на зем­ле мно­го­дар­ной
Меру свою поло­жи­ли для смерт­ных бес­смерт­ные боги.
Наверх к себе под­ни­мусь я в спаль­ню отсюда. И там я

    τέρπειν, οὔ κέ μοι ὕπνος ἐπὶ βλεφάροισι χυθείη.
ἀλλ᾽ οὐ γάρ πως ἔστιν ἀΰπνους ἔμμεναι αἰεὶ
ἀνθρώπους· ἐπὶ γάρ τοι ἑκάστῳ μοῖραν ἔθηκαν
ἀθάνατοι θνητοῖσιν ἐπὶ ζείδωρον ἄρουραν.
ἀλλ᾽ ἦ τοι μὲν ἐγὼν ὑπερώϊον εἰσαναβᾶσα

595     Лягу в постель, для меня источ­ни­ком став­шую сто­нов.
Я непре­рыв­но ее оро­шаю сле­за­ми с тех пор, как
В злой Или­он поехал супруг мой, в тот город ужас­ный!
Там я лег­ла бы. А ты в нашем доме устрой­ся. Себе ты
Иль на зем­ле посте­ли, иль кро­вать тебе мож­но поста­вить».

    λέξομαι εἰς εὐνήν, ἥ μοι στονόεσσα τέτυκται,
αἰεὶ δάκρυσ᾽ ἐμοῖσι πεφυρμένη, ἐξ οὗ Ὀδυσσεὺς
ᾤχετ᾽ ἐποψόμενος Κακοΐλιον οὐκ ὀνομαστήν.
ἔνθα κε λεξαίμην· σὺ δὲ λέξεο τῷδ᾽ ἐνὶ οἴκῳ,
ἢ χαμάδις στορέσας ἤ τοι κατὰ δέμνια θέντων».

600     Кон­чив­ши, наверх в покой свой бле­стя­щий пошла Пене­ло­па,
Но не одна. За нею при­служ­ни­цы шли осталь­ные.
Наверх под­няв­шись к себе со слу­жан­ка­ми, дол­го цари­ца
Об Одис­сее, люби­мом супру­ге, рыда­ла, покуда
Век ей сла­дост­ным сном не покры­ла боги­ня Афи­на.

    Ὣς εἰποῦσ᾽ ἀνέβαιν᾽ ὑπερώϊα σιγαλόεντα,
οὐκ οἴη, ἅμα τῇ γε καὶ ἀμφίπολοι κίον ἄλλαι.
ἐς δ᾽ ὑπερῷ᾽ ἀναβᾶσα σὺν ἀμφιπόλοισι γυναιξὶ
κλαῖεν ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆα, φίλον πόσιν, ὄφρα οἱ ὕπνον
ἡδὺν ἐπὶ βλεφάροισι βάλε γλαυκῶπις Ἀθήνη.

ПРИМЕЧАНИЯ

Ст. 33. Све­тиль­ник дер­жа золо­той… — Обыч­но Гомер гово­рит толь­ко о факе­лах и жаров­нях, слу­жив­ших для осве­ще­ния.

Ст. 176. Этео­кри­ты, или этео­кри­тяне — про­слой­ка доахей­ских насель­ни­ков ост­ро­ва. Любопытно, что здесь назва­ны и дорий­цы, т. е. гре­че­ское пле­мя, появив­ше­е­ся в средиземномор­ском бас­сейне зна­чи­тель­но поз­же изо­бра­жа­е­мых в поэ­ме собы­тий и не внес­шее поэто­му сво­е­го вкла­да в ахей­скую куль­ту­ру.

Ст. 178 и сл. Царит в нем девя­ти­ле­тья­ми муд­рый Минос… — По мне­нию мно­гих, перед нами отзвук арха­и­че­ских пред­став­ле­ний о том, что пло­до­ро­дие стра­ны нахо­дит­ся в зави­си­мо­сти от телес­ной бод­ро­сти управ­ля­ю­ще­го ею царя. Поэто­му прав­ле­ние царей было огра­ни­че­но временем их физи­че­ско­го про­цве­та­ния, и с наступ­ле­ни­ем ста­ро­сти их либо уби­ва­ли, либо (позд­нее) назна­ча­ли опре­де­лен­ный, срав­ни­тель­но про­дол­жи­тель­ный, срок прав­ле­ния, кото­рый по воле богов мож­но было повтор­но воз­об­нов­лять.

Ст. 285 и сл. Лжи­вые сло­ва Одис­сея отра­жа­ют, одна­ко, харак­тер­ную для него, как для чело­ве­ка сво­ей эпо­хи, пси­хо­ло­гию.

Ст. 406 и сл. Авто­лик, исхо­дя из зна­че­ния гла­го­ла «одис­со­май» («гне­ва­юсь»), дает имя сво­е­му вну­ку Одис­сей.

Ст. 473. При­кос­но­ве­ние к под­бо­род­ку собе­сед­ни­ка — знак люб­ви или прось­бы.

Ст. 573. Лез­вия топо­ров на извест­ном рас­сто­я­нии одно от дру­го­го вка­пы­ва­лись в зем­лю так, чтобы обу­ха обра­зо­вы­ва­ли пря­мую линию, ибо стре­ла долж­на была про­ле­теть через отвер­стия или ушки топо­ров.

Комментарии

Поделиться: