Деяния Диониса - Песнь XXXVI

Дионис


В песне тридцать шестой, избавившись от безумья,
Вакх, свой лик изменивши, бьется с Дериадеем.
Так он рек, ободряя всех своих полководцев.
Дериадей же войско свое подвигает на битву.
Разделились и боги, насельники высей Олимпа,
Поборают в сей распре и тому, и другому,
Ибо одни за Лиэя, другие за Дериадея!
Зевс, повелитель Блаженных, на высях Керны воссевший,
Смотрит на весовую чашу сей распри, а в высях
Бог лазурнокудрявый Гелия кличет на битву,
Бог Арей - Светлоглазую, бог Гефест же - Гидаспа,
Горная Артемида вызвала Геру-богиню,

10 [11]

Бог Гермес благожезлый богиню Лето вызывает,
И от распри божественной отзвук двойной поднялся
Бьющихся с двух сторон, ведь все они в битву вступили!
В семь локтей высотою, Арей против Тритогенейи
Мечет дрот необорный, но невредима богиня,
Лишь эгиду пронзил он, прошел сквозь ужасную гриву
Змеевласой Горгейи, коей и видеть не должно,
Только разбил он косматый щит Паллады, и жало
Острое мощного дрота, скрежеща, лишь проходит
Сквозь колтун шевелящийся, аспидов раня Медусы!

20 [21]

Вот воинственная возопила кличем свирепым,
Дрот плодоносный взяла, не знающая материнства
Дева Паллада, метнула медь изострую мощно,
С коей на свет совместно из отчей главы восстала,
И Арей, уязвлен, на колено одно опустился -
Помогла Афина подняться ему и послала
Снова к матери милой, Гере, после сраженья.
Вот на Геру напала союзница горного Вакха,
Горная Артемида, лук напрягла огромный,
Выстрелить в цель готова - но нападенье предвидя,

30 [31]

Гера облако Зевса схватила и быстро прикрылась
Им как будто щитом. Мечй стрелу за стрелою,
Свищущую сквозь воздух по направлению к цели,
Не попала в богиню Лучница, опустошивши
Тул: под облаком скрылась неуязвимым другая!
Как разъяренная стая журавлиная, бились
Жала снарядов воздушных один за другим об округлый
Щит, ударяясь безвредно в облак темный, безвидный;
И не единой раны укрытая не получила!
Вот подняла она вихорь воздуха ледяного,

40 [41]

Длани подъявши, метнула глыбу замерзшую Гера
И Артемиду сразила сим ледяным снарядом!
Крепкозданныи сеи дрот преломил ее лук с тетивою,
Битвы не прекратила Дия-супруга, в средину
Прямо груди Артемиду уметила, тул покатился
Прочь по земле от удара этого мощного дрота,
Надсмехаясь над Лучницей, молвит соложница Зевса:
"О, Артемида! Сражайся со зверем! Что ищешь сраженья
С тем, кто могучей! В горы ступай! Зачем тебе битвы?
Ловчую обувь носи, оставь поножи Афине!

50 [51]

Ставь хитроумные сети с силками! Зверей убивают
Пусть твои псы да борзые, не быстролетные стрелы!
Не для охоты на львов оружье твое, на трусливых
Зайцев да кроликов робких снасти ставь да ловушки!
Плачь да печалься по ланям благорогим повозки,
Да, по ланям пугливым, что тебе отпрыск Зевеса,
Правящий леопардов и львов свирепых упряжкой?
Хочешь - позабавляйся с Эросом, милым малюткой!
Дева! Ты брака боишься - сидеть тебе с роженицей
Да облегчать страданья, за пояс девичий хватаясь

60 [61]

С Эросом да Пафийкой - родам, авось, да поможешь!
Так ступай же, беги в покои рожающих женщин,
В женской ты половине надобна для молитвы,
Стрелами мук родовых терзай измученных женщин,
Львице подобна близ ложа только родившей - для битвы j
Ты рождена, о богиня? И целомудренной девы
Целомудрия боле не изображай ты для смертных:
Ибо твой облик девичий приявши, Зевес всемогущий
Овладевал достояньем девичьим, помнят ведь чащи
Гор аркадских ту нимфу, Каллисто́, как под ликом

70 [71]

Артемиды Зевс овладел ею; плачут вершины
Гор и поныне над девой, ставшей медведицей дикой,
Как над неверностью верной подруги богини стенают,
В облике коей на ложе девичье проник соблазнитель!
Так что отбрось-ка подальше лук боевой поскорее,
С Герой не бейся, могучей тебя ведь богиня, с Кипридой
Бейся, о повитуха, против причины всех родов!"
Так сказала, оставив повергнутую Артемиду.
Пред потерявшей разум от ужаса брат появился
Аполлон, и под руки белые подхвативши,

80 [81]

Утешает и быстро из схватки подальше уносит,
Сам же к битве свирепой возвращается тут же.
Встал он, пылая сразиться с вождем глубокопучинным,
Посидейоном-недругом, вот уж на лук налагает
Жало и с дланей обеих дельфийское пламя слетает,
Дабы, сияя, сразиться против влаги глубокой,
Свет изливающей темный - лук схватился с трезубцем!
Вот пылающий пламень дрота и влажные жала
Сталкиваются друг с другом. Бьется Феб Дальновержец,
Небо над ним испускает ропот воинственной песни,

90 [91]

Отчий эфир, отвечает бурной трубою прибоя
Бьющего в слух Аполлона дева пенная Эхо,
Тритон широколанитный раковину раздувает
(Сверху - муж, а от бедер - зеленая рыба морская!),
Все вопят нереиды, из пенных зыбей показался,
Потрясая трезубцем, и сам Нерей арабийский!
Отзвук воинств небесных в битве свирепой заслышав,
Зевс взволновался подземный - вдруг Энносигей, потрясавший
Твердь могучею зыбью океанийских прибоев,

100

Миропорядок всевечный разрушит ударом трезубца,
Вдруг он недр основанье глубокопучинное сдвинет
С места, взору являя не должное видеть подземье,
Вдруг разобьет он жилы скальных ям и колодцев,
Зыбь своих вод изливая в тартарийские бездны
И затопит ворота преисподнего мира!
Грохот поднялся безмерный от распри богов бессмертных,
Тут и трубы подземья взгремели; но вот обращает
К недругам жезл свой Гермес, выступая вестником мира,
Трех Бессмертных единой речью увещевая:

110

"Сын Зевеса и родич, и ты, Стреловержец, на ветер
Светоч бросайте и стрелы, а ты - изострый трезубец!
Да не смеются Титаны, глядя на битву Блаженных,
Дабы после того, как Кронова распря свершилась,
Вновь меж богов бессмертных не было междоусобья,
Да не увижу распри после битв с Напетом,
После Загрея и Вакха послерожденного, гнева
Зевса не узрю, чтоб снова землю зарницей спалило,
Да не узнать мне вовеки потопа и землетрясенья
С ливнями, льющими с неба, да не изведаю боле

120

В водах небесных плывущий возок богини Селены,
Да не увижу конца лучезарных огней Фаэтонта!
Так уступи старшинству владетеля влаги глубинной,
Брату отца почтенье яви, ибо чтит он твой остров,
Делос, пеной омытый морской, земли колебатель,
Вспомни о пальмовом древе, вспомни о древе оливы!
Энносигей, разве Ке́кроп судит тебя в этой распре?
Инах какой селенье Гере опять присуждает?
Что ополчился ты снова на Феба и на Афину,
Что желаешь ты новой ссоры с богинею Герой?

130

Ты, круторогий отче могучего Дериадея,
После светоча Вакха страшись зарницы Гефеста,
Как бы тебя не спалил он пламенем острожалым!"
Так нзмолвил -и распря богов тотчас прекратилась.
Дериадей же безумный и яростный кинулся в битву
Лишь только снова завидел вакханок, дев безоружных.
Вот углядел он на поле исцеленного Вакха,
Стал призывать к сраженью бегущих своих полководцев,
Конных воев и пеших осы́пал грозной насмешкой,
Варварские попреки выкрикивая из глотки:

140

"Иль Диониса сегодня схвачу я за кудри густые,
Или в схватке вакхийской инды навек осрамятся!
Устремитесь на сатиров - рок нам повелевает
Биться! Дериадей же схва́тится с Дионисом!
Лозы и грозды и листья, и утварь прочую Вакха
Жгите, шатры его грабьте, менад же к Дериадею,
Рабские ига на выи надев, поскорее влеките!
Недругов тирсы предайте огню, круторогих силенов,
Сатиров толпы трусливых под корень железом срезайте,
Так, как жнец все колосья срезает серпом беспощадным,

150

Дабы на двери жилищ нам прибить рогатые главы!
Да не свернет Фаэтонт на закат огнедышащих коней,
Прежде чем Вакхово войско наземь я не повергну,
Рабским ярмом удушивши, пока копьем их небриды
Пестрые не изорву в лохмотья жалкие, тирсы
Их не отброшу прочь, а тонколодыжных прекрасных
Жен с виноградного гривой на жарких кострах не сожгу я!
Доблесть в себе пробудите и индского после битвы
Вы восславите громко победного Дериадея!
Дабы и много позже все трепетали народы

160

Пред всепобедным ликом инда, рожденного Геей!"
Рек он, ряды полководцев один за другим объезжая,
Поощряя возничих слонов неисчетно живущих,
Строя своих пехотинцев в колонны, пригодные к битве,
Плотным клином глубоким... С равною к битве заботой
Бромий тирсобезумный зверей выстраивал к бою,
С пустошей диких притекших - воители с гор испускали
Рев, божественной плетью подгоняемы в битву!
Многие звери пасти с клыками своими отверзли;
Были и змеи, что зевы пооткрывали, готовы

170

Плюнуть в недругов ядом, стекающим из кипящих
Морд - далеко полетели б в противника струи отравы!
Были ползучие гады и аспиды, стрелам подобны,
Дротам живым, что сами цель для себя находили,
Мощно извивами тела свиваясь и развиваясь,
Индов они оплетали ноги, душили ужасно
Воев, готовых уж биться... Воинственные вакханки
Вспомнили в битве змей метавшую Фидалейю,
Ибо в неистовстве боя (на что лишь жены способны!)

180 [179]

Недруга ниспровергала змей клубком ядовитым!
Вот из аспидов некий как дротом каким длиннотенным
Плюнул струею отравы прямо в Дериадея,
Но промахнулся, лишь панцырь забрызгал плевок смертоносный...
Вот некий воин на землю пал, бездыханный, снарядом
Пораженный живым, вот лапы в прыжке растянувши,
Прыгнула на загривок крутой прямоногого зверя,
Впившись в череп, пантера, и слон затоптался на месте,
Раненный в голову, яро трубит он и прядает, дикий,
Затруднив нападенье слонов боевых на вакханок;

190 [189]

Пали воинов толпы, свирепое слыша рычанье
Львов, явившихся с диких скалистых пустошей горных;
Кто-то умер от ужаса, бычьему реву внимая,
Грозные острия́ узрев рогов смертоносных,
Прободающих воздух; а некие пешие вой
Страхом объяты внезапным, завидев пасти медведиц...
Лай испуская из многих глоток, псы завизжали
Непобедимого Пана в ярости неизмеримой,
Натиска воющих свор устрашились смуглые инды!
Тут разгорелася распря меж ратями воев презлая,

200 [199]

По-над жаждущей твердью земною полились потоки
Крови, резня началася с убийством всеобщим свирепым,
Леты поток содрогнулся от тел, валящихся в струи,
Собственною рукою Аид врата раскрывает
Мрачные шире возможно, дабы открыть свои бездны
Мертвецам приходящим, и несется из бездны
Берегов харонидских тартарийское эхо...
Грохот великий поднялся, сошлись супротивников рати,
Много погибло в сей битве: вот некий из ратников конных,
Дротом в подбрадье умечен, валится наземь внезапно;

210 [209]

Вот другому воткнулась стрела, и прямо в подгрудье;
Падает третий с повозки от раны ужасной во чрево;
Этому жало с зазубриной под пупок угодило,
Он по траве покатился навстречу погибели близкой;
Тот в поясницу умечен, того в плечо уязвили,
Оный, коня оставив быстрого, бегством намерен
Уж спастись, но упал, в хребет ко пи ем прободенный;
Вот юнец безбородый с жизнью простился пред смертью,
Вот умеченный в печень стрелой смертоносною воин
Валится со слона, гремя железным доспехом,

220 [219]

Ткнулся во прах он главою, грязь царапают пальцы,
Землю кровавую в горсти в отчаянии хватают;
Вот некий воин схватился с конником в схватке смертельной,
Щит свой выпуклый пылью доверху он наполняет,
В землю упершись стопою, ждет уже нападенья,
Только приблизился конник, как пыль в коня он швыряет,
Запорошив всю морду животного едкою пылью!
Выю, безумствуя, лошадь кверху приподнимает,
Ржет, отряхивая от праха гриву свирепо,
Скалясь, она удила выплевывает из пасти

230 [229]

Изукрашенные, и пена каплет из глотки
Вот на дыбы она встала, объята ярым испугом,
И погрузилась по бабки задними в почву ногами,
Прах взрывая копытом, всадника сбросив на землю!
Вот нападает пеший на воя - тому не подняться! -
Подбежав, наклонившись над ратником беспомощным,
Меч обнажает мгновенно и глотку перерубает
Смуглокожему инду, простершемуся во прахе!
Лошадь, заслышав другого наездника хлыст, испугалась

240 [238]

Снова и прядает в страхе, сильнее еще оседая,
Забивая копытом наездника своего же,
Дышащего, но уже скребущего землю перстами.
Вот Колле́тес огромный, в девять локтей высотою,
Ликом ужасный и грозный, подобный Алкионею,
В гущу вакхова войска врывается яро, безумный,
После подвигов ратных желает он Бассариды!
Алчет менад, насильник, на ложе любовное бросить -
Но упованья напрасны и столь могучего мужа,
Как упованья и Ота, желавшего высей эфира
Вместе с ложем священным Стреловержицы-девы,

250 [249]

Как Эфиальта, что жаждал непорочной Афины,
Горние выси Олимпа заоблачного низвергая;
Столь велик был Коллетес, что в небо стремился главою,
В жилах его бурлила кровь землеродного предка,
Пращура племени индов, был он таким могучим,
Что и Арея сломил бы, как отпрыски Ифимедейи!
Но и такого же мужа могучего тут же убила,
Камень метнув изострый, Харопейя-вакханка!
Некто, увидев доблесть девы высоковыйной,
С гневом и изумленьем вскричал на поле сраженья:

260 [259]

"Брось, Арей, свои стрелы, копье и щит боевые,
Бегством спасайся, отроги Кавказа оставив, ведь Бромий
Мужеубийц-амазонок других выводит на битву -
Безоружные девы воюют, не с Термодонта
К нам воительниц ярых привели на погибель!
Зрелище странное вижу, верить взорам не смею:
Нет щитов или копий у Вакховых амазонок,
Только оружные девы кавказские так не могут
Биться, как эти - вакханки мечут нежною пястью
Лишь листву плющевую, не нуждаясь в железе!

270 [269]

Дериадею безумцу увы, когда эти жены
Медные панцырь и латы перстами расколют одними!"
Так говорил он, дивяся, когда преогромной скалою
Столь могучего мужа дева-вакханка убила.
Дериадей невредимый напал на священных вакханок,
За Харопейей погнался, метнувшей камень, но дева
Ускользнула и стала биться подле Лиэя,
Тирсом благоцветущим сражаясь в Эвия битве!
Дериадей убивает Ори́талла острым железом,
Воина из куретов, пришедшего из Абантиды.

280 [279]

Полководец абантов за смерть соратника мстящий,
Мелиссей, низвергает наземь владыку карминов,
Ки́ллара, перерезав мечом своим выю у воя,
Логасида убил он, любимого Дериадеем
Более всех средь индов после любимца Моррея
За искусность в бою копейном - он часто с владыкой
И Орсибоей-царицей пировал вечерами,
Друг дочерей домашний, оба сии ратоборцы
В битве копейной, кулачной ровесников превосходили!
Многие там полководцы с полководцами бились:

290 [289]

Халимед резвоногий с Певкетйем могучим,
Марон с Флоги́ем бился, Леней с Туреем сражался.
И колебал сраженья весы владыка Кронион:
Вот Дионис ополчился на мощного Дериадея,
Тирс и копье повстречались! С искусным сим ратоборцем
Бился бог винограда, изменяя свой облик,
Превращаясь искусно в многоразличные лики;
То ополчался на воя бушующим пламенем ярым,
Языками огня, что жалит сквозь дымные клубы,
То струился вдруг пенной влагой обманною бурно,

300 [299]

Бьющейся мощно, то образ принимал он свирепый
Льва настоящего в битве, вздымающегося на лапы
Задние, громко ревущего глоткой своею косматой,
И являющего клыки, и рев этот ярый
Грохоту уподоблялся отчих страшных перунов!
То принимал многолистный образ какого-то древа
С тенью густою огромной, подобно земному растенью,
Ввысь он неодолимо рос, касаяся неба
Словно сосна иль платан, глава и кудри подобны
Сделались кроне древесной с частой на ней листвою,

310 [309]

Чрево стволом потянулось, сделались длани ветвями,
И корою одежда, ноги корнями стремятся
В землю глубо́ко, частые ветви с листвою колебля,
Будто он что-то бормочет противнику, индов владыке!
То вдруг являются лапы с когтями страшными зверя
И предстает он пантерой, летящей в прыжке на затылок
Высоконогого зверя, слона, стоящего прямо,
Тот, испугавшись, бросает все со спины снаряженье
Наземь вместе с возничим, что должен в битве сражаться,
Сбрую с яркою бляшкой, ремни, крючки и поводья!

320 [319]

Свергнутый наземь, воитель бьется всё же с Лиэем,
Превратившегося во зверя, и ранит пантеру...
Только бог принимает облик иной - и высоко
Пламень в воздух поднялся, сжигающий все без остатка,
Сыплющий искры по ветру, и мгновенно сомкнулся
Над гривастым шлемом и грудью Дериадея.
Почернели от дыма, рвущегося клубами,
Арабийские латы серебряные от ударов
Огненных, гребень шлема загорелся, железо
Добела раскалилось, наполовину рассеклось...
* * *
<пропуск в тексте>
* * *

330 [329]

...Тут не в свирепого льва, а в вепря бог превратился
Дикого и с клыками пасть тотчас разверзает!
Метит, свирепый, прямо во чрево Дериадею!
Встал на дыбы он, ярый, в землю покрепче уперся,
Бьет копытом изострым мощно и сильно по ребрам...
Дериадей могучий мужества не утратил -
Но напрасны надежды воителя, ибо хотел он
Дланью схватить своею ускользающий призрак...
Вот метнул он копье во льва, что возник на мгновенье
И восклицает грозно пред Бромием многоликим:

340 [339]

"Что, Дионис, таишься? Бежишь от битвы лукаво?
В страхе пред Дериадеем истинный облик меняешь?
Нет, не боюсь я пантеры пугливого Диониса,
Дротом умечу медведя, древо мечом искромсаю,
Жалом бок косматый мнимого льва прободаю,
Брахманов мудрых моих на тебя ополчу я свирепо,
Что нагими ступают по праху и заклинаньем
Часто чаруют Селену, блуждающую по небу,
Словно бык, несмирённый ярмом домашним, и часто
Конную колесницу в горних высях небесных

350 [349]

Останавливают стремительного Фаэтонта!"
Так говорил он, взирая на лик переменчивый Вакха;
Чувствам своим не веря, волею неукротимой
Уповал одолеть он, взывая к иным заклинаньям,
Неодолимую силу чары отпрыска Дня.
Устремился владыка индов к своей колеснице...
Вакх же, увидев безумье мужа, что с богом сражался,
Повелел виноградной лозе вкруг недруга виться!
Вот побег благогроздный божественного растенья
На среброкруглых колесах повозки Дериадея

360 [359]

Распустился и грозной листвою вокруг потянулся
За владыкою индов, его удушить угрожая,
Ветви цветущие сами росли собою, казалось,
Ярого в битве героя лицо они обвивали,
Оплетали могучее тело, Дериадей же
Опьянен до безумья благоуханьем гроздовья!
Возрастают вдруг узы не из железа вкруг бедер,
Пригвождает и ноги слонов вдруг плющ нерушимый...
Якоря острые зубья на судне тяжелом не могут
Так вгрызаться во дно песчаное бурного моря,

370 [369]

Как плющевые побеги вгрызалися в ноги слоновьи!
Крики погонщиков тщетно зверей понуждали к движенью
Тщетно бичами пребольно хлестали слоновьи загривки,
Острым бодцом напрасно за ушами кололи!
Так повелителя индов, непобежденного мощным
Дротом, лоза победила виноградная. Горло
Крепко обвив ратоборца, стали душить его ветви -
Оплели ему рот и сжали частою сетью;
Несмотря на могучесть, не мог он пошевелиться,
Слабые слышались стоны из уст, молящих пощады,

380 [379]

Голоса не имел - стал лить безмолвные слезы,
Поднятой в страхе дланью муки свои знаменуя,
Ибо кричать не может - слезы голосом стали!
Вот Дионис оковы из лоз своих разрешает,
Освобождая царя от уз благогроздных растений,
Все плюща и лозы плетеницы, обвившие крепко
Выи слонов боевых, тотчас Дионис разбивает...
Но едва соскользнули виноградные ветви,
Кои ему обвивали, нерушимые, выю,
Стал он снова грозиться, непримиримый противник,

390 [389]

В бой вступить против бога, но пребывал и в сомненье:
То ли убить ему Вакха, то ль захватить его в рабство!
Тут обоюдную распрю тьма прекращает ночная.
Возобновилася битва, едва только ночь миновала.
Рати от сна восстали, едва лишь Эос явилась,
И не окончена битва для пылкого Диониса...
Столько лет миновало уже круговратных - и длилась
Распря, и трубы звучали Эниалия громко!
Только лишь после многих трудов и деяний вакхийских,
Завершилась вражда, но к концу бушевала сильнее!

400 [399]

Не презрели приказов воинственного Диониса,
Не пустили на ветер слов своего полководца
Радаманы с диктейских отрогов и для Лиэя
Много судов для битвы построили; заняты были
В чащах одни, а иные к корме тесали крепленья,
Кто-то брус для носа отделывал, кто-то обшивку
На сосновые ребра делал для палубы плотной,
Кто-то борта выводил из досок, отделанных тонко,
В самой судна средине подняли ствол высокий;
Мастер из Араби́и укрепил эту мачту,

410 [409]

На которую парус после просторный поднимут,
После на макушке райну гнутую подмастерья
Девы Афины и бога Гефеста сооружили;
Так, работая быстро, прилежно, с немалым уменьем,
Вакху они корабли построили. Ибо и в битве
Помнил вещие речи Рейи-праматери Бромий,
Что, мол, закончатся войны, когда вакханки сразятся,
Недруга ниспровергнув инда в битве на море -
Лику должно в просторах командовать кораблями,
Вот каков Диониса был приказ нерушимый...

420 [419]

Вот повел он повозки к морю по твердой дороге
В место, где радаманы, искусные странники в волнах,
Сделали корабли мореплавателю Дионису.
Вот и Айон, свершая времени бег круговратный,
Повернул колесо на год шестой всех событий.
На агору́ созывает индов смуглое племя
Дериадей державный. Вестник быстро обходит,
Торопя на собранье многоязыкие роды,
И, наконец, стеклися все племена всех индов,
Сели они на скамьи, тесняся, подле друг друга,

430 [429]

И Моррей им владычный молвит, народам в собранье:
"Други, всем вам известно, сколько трудов претерпел я,
Дабы Килиссу вместе с племенем ассирийским
К игу Дериадея склонить, одолев их твердыни!
Также известны деянья мои в борьбе с Дионисом,
С сатирами в сраженье, как беспощадным железом
Главы рубил я вражьи быкорогих порядков,
Сколько я бассарид плененных, в битве добычу,
Дериадею доставил, какими потоками крови
Обагрил переулки града, мощенные камнем,

440 [439]

Недругов убивая, сколь ненавистников прочих
Под веревкой плясали на шее, близкие к смерти,
Сколько их приняло гибель в глубоких влажных колодцах,
Сколько в ямах глубоких узнали от влаги погибель!
Только получше еще я военную хитрость измыслил:
Слышал я, что радаманы, искусные в плотницком деле,
Выстроили корабли для воинственного Диониса!
Но не боюся я битвы морской! И в схватке свирепой

450 [447]

Ратных мужей ополченье, прикрывшееся щитами,
Могут ли жены-вакханки низвергнуть ничтожной лозою?
Разве Пан круторогий, скачущий по отрогам,
Может разбить копытом суда военные индов?
Да и Силен не в силах грести по бурному морю
Иль утопить корабль в пучине посохом мирным;
Коль побуждаем безумьем в пляске кровавой зайдется
С песнею смертоносной, кинувшись в битву - не сможет
Он на влаге уметить рогами противника в схватке
Или приблизиться, дабы его разрубить на две части:
Сам же падет главою вниз, в эти пенные гребни,
Непогребенным оставшись. Найдут погибель вакханки,

460 [459]

Дротом пронзенные жены, пав в смертоносные волны
Моря, и корабли Диониса-бога разрушу,
Дротом в двадцать локтей борта пробивая сих лодий!

Комментарии

Поделиться: